Каботажный крейсер. Ковчег

Баженов Виктор Олегович

– Такая невоспитанная вам лягушка попалась.

– Ни слова не сказала.

– Сразу в драку полезла.

– Капитан, – дрожащая от бешенства Стесси повернулась к Бладу, – у вас здесь есть карцер?

– Для хороших людей всегда найдем, – радушно ответил Пит и обратился к лягве: – А ты что же хороших людей ответом не удостоила?

Лягушка повернулась к телохранителям королевы тылом и начала презрительно шаркать по стеклянному дну аквариума задними лапами, словно собачка, закапывающая… ну, думаем, читатели сами знают,

что именно закапывающая.

– Извините, господа, – внезапно подала голос мать Алисы, – но я что-то не поняла: кто командует этим кораблем?

– Номинально я, но на данный момент, по-моему, она, – честно признался Блад, кивая на лягушку.

Лягушка всем телом повернулась к нему и схватилась передними лапками за голову. «Ну, ты и идиот!» – говорил ее взгляд.

– Так, господа, предлагаю всем вернуться за стол и продолжить трапезу, – предложил Блад.

– Без них! – обожгла взглядом своих телохранителей Стесси.

– Не возражаю. Нола, подбери этим господам соответствующее помещение. С этого момента до особого распоряжения госпожи Стесси Романо они будут столоваться отдельно.

Наталья Борисовна вздрогнула и посмотрела дикими глазами на подружку Джима.

– Стесси Романо?

– Дорогая, я тебе потом все объясню, – страдальчески зашептал ей на ухо профессор.

– Да, Нола, – окинул взглядом разгромленную гостиную капитан, – и распорядись, чтоб здесь прибрали.

– Сделаем. Сейчас дроидов подгоню. Арестанты, за мной! – распорядилась Нола.

Как только все вернулись за стол, Джим, словно заправский тамада, опять распорядился наполнить бокалы, чтобы сказать очередной тост. И надо же было так случиться, что на этот раз беспечный бортмеханик, явно забывшись, набухал в бокал Алисе того же, что и себе! Причем до краев набухал! Ароматы ядреной гномьей водки достигли ноздрей мамы Алисы, она лично освидетельствовала бокал и сразу возмутилась. Этого стерпеть строгая мамаша не могла.

– Извините, капитан… – начала она.

– Наташенька, он не просто капитан, он император, – зашептал ей на ухо профессор.

– Да? Тем более. Император, я, конечно, искренне благодарна вам за наше спасение, хотя подробностей еще не знаю, но очень вас прошу прекратить это безобразие!

– Безобразие? – Блад никак не мог понять, что вызвало гнев мамы Алисы.

– Я все понимаю: мир капитала – мир свободных нравов. Понимаю также, что со своим уставом в чужой монастырь лезть нельзя, но все же попрошу не спаивать мою дочь. Она еще несовершеннолетняя, а ей наливают такие крепкие напитки!

Блад посмотрел на бокал Алисы и все понял.

– Кому пришла в голову светлая идея посадить Алису рядом с Гиви? – расстроился он.

– Мама, – краснея от стыда, простонала девушка, – мне до совершеннолетия…

– Целых три месяца! – Мать решительно отставила в сторону ее бокал.

– Мама, у меня завтра день рождения!

Блад вздрогнул. Бурные

события последних дней так захватили его, что он перестал отсчитывать последние деньки, и эта знаменательная дата просто выскочила из его головы.

– Как день рождения? Что ты несешь? – растерялась женщина.

– Понимаешь, дорогая, – осторожно сказал профессор, – у тебя из жизни выпало целых три месяца. Я тебе потом все объясню.

– Три месяца? – ошарашенно переспросила Наталья Борисовна.

– Три месяца, – подтвердил профессор.

– Не может быть…

Мать Алисы схватила отставленный в сторону бокал, залпом осушила его, потом, сообразив, что выпила, поперхнулась, выпучила глаза, схватилась за другой бокал и начала запивать гномью водку вином.

– Три месяца… – Наталья Борисовна потрясла головой, поднялась. – Мне надо…

Женщину качнуло.

– Мама!

Алиса выскочила из-за стола, схватила ее за руку. «Как же она похожа на свою мать!» – невольно поразился Блад, глядя на них. С другой стороны жену подхватил профессор.

– Извините, император, – виновато пробормотал он.

– Да, конечно, – кивнул капитан. – Я так понимаю, вы еще ничего толком не успели рассказать своей супруге. Проводите Наталью Борисовну в ее каюту. На нее слишком много сразу всего свалилось. Ей надо прийти в себя и отдохнуть.

Было уже поздно, но Блад не ложился. Знал, что все равно не заснет. Он сидел, прикрыв глаза, в гостевой комнате своей каюты, перебирая пальцами струны гитары. Перед ним на столе лежали шпага, шляпа и сиреневый кристалл в золотой оправе в виде лепестков подсолнуха. Рядом с кристаллом стояли граненый стакан, бутылка водки, но он к ним не прикасался, потому что перед ним, вернее, перед его мысленным взором, стояла еще и сцена в кают-компании, а поразительное сходство Алисы с ее мамой невольно возвращало капитана к событиям в подземельях Массакра. Вспоминалась бешеная ярость Фиолетового, сражавшегося до последнего за свою любовь. За женщину, ради которой он был готов пожертвовать всем и продать все: и честь, и родину. Он буквально слышал голос штурмана, который только что не звенел в его ушах. Невольно напрашивались дурные параллели. Он ведь тоже за Алису любому глотку порвет. А башню, как Фиолетовому, при этом не снесет?

Блад не сразу заметил, что наигрывает «Белль» из бессмертного творения Коччиани, и не подозревал, что клокочущая в его душе буря чувств заставила сиреневый кристалл транслировать эти воспоминания в пространство.

– Он так и погиб? – услышал капитан за своей спиной чей-то тихий голос.

Блад встрепенулся. Над сиреневым кристаллом висела объемная голограмма, на которой умирал Фиолетовый, из последних сил, уже в агонии пытаясь дотянуться до руки своей Наташи. Такой близкой и такой недосягаемой. Капитан обернулся. За его спиной стояла мать Алисы.