Кадетская контрреволюция и ее разгром
Шрифт:
С огромным трудом, всеми правдами и неправдами добирались до Новороссийска. В переполненном людьми городе разразилась эпидемия сыпного тифа (от него погибли Е. Н. Трубецкой и бывший министр Скоропадского И. А. Кистяковский). Паника и смятение охватили кадетов. 4 января Тыркова записала в дневнике: «Докатились до моря, как это произошло, никто не понимает… Все порвалось, перемешалось, спуталось… То, что мы считали ядром нарождающейся русской государственности, оказалось если не мыльным пузырем, то каким-то комком глины, который распался от первого толчка». И 9 февраля: «Как описать Новороссийск? Кадеты… беженцы, вши, больницы… Норд-ост. Люди перестали мыться. Нет белья. Спят на столах. Болтаются подошвы… Столкнуло всех на край бездны… Власть развалилась. Никто даже не знает, кто теперь начальство, где оно
Еще одна запись в ее дневнике того времени: «Полтора месяца бродили верхи русской интеллигенции по грязным, холодным, бессмысленным улицам Новороссийска. Одинокие, разрозненные, ошеломленные, многие испуганные и все охваченные огнем тоски, они про себя переживали катастрофу. Порой собирались по два, по три и в нетопленных угрюмых безнадежно чужих комнатах нервно перебрасывались опытом последней горечи. И только недавно поняли, что надо вслух, хотя бы среди избранных, обдумать, осмотреться» 72 .
В начале февраля Деникин предпринял последнюю отчаянную попытку найти выход из положения — он вновь реорганизовал правительство. Идя на уступки казачеству, Деникину пришлось сдать свою основную позицию — диктатуру, согласиться на образование законодательного (а не «законосовещательного») органа и на создание «ответственного» министерства во главе с представителем донского казачества Н. М. Мельниковым. Эти меры были гораздо радикальнее умеренных предложений Астрова.
Вопрос об отношении к новому правительству рассматривался на первом заседании кадетского ЦК в Новороссийске 4 февраля 1920 г. Обсуждали резолюцию П. И. Новгородцева, «как отнестись к Верховному кругу, к казачьему министерству, к тому, что вместо диктатора у нас ответственное министерство». Степанов сформулировал свою позицию так: «Если будут военные победы, Деникин сбросит с себя всю эту чепуху и будут перемены. Если нет, то Деникин погибнет». Новгородцев уже не верил в возможность побед белой армии. По его мнению, России предстояло оказаться либо под контролем «иностранной жандармерии», либо под пятой «чумазого» 73 (так кадеты именовали рабоче-крестьянскую власть).
Кадетский ЦК вынес резолюцию о поддержке «южнорусского» правительства «как совершившегося факта, не входя в критику, его политической физиономии и личного состава» 74 . В коалиционный кабинет вошли наряду с казаками донские кадеты В. Ф. Зеелер, В. А. Харламов, член Национального центра М. В. Бернацкий (между прочим, в состав правительства был включен также Н. В. Чайковский).
В Новороссийске было проведено еще несколько неофициальных партийных совещаний. На одном из них слушали письмо Астрова к Милюкову в Лондон с приглашением приехать в Новороссийск и заверениями, что «Деникин будет ему рад» 75 .
Но главным из обсуждавшихся вопросов была предстоящая эвакуация. Пытались как-то участвовать в ее организации, но это не удавалось. На эвакуационном пункте, писала Тыркова в дневнике, «англичане хозяева, а русские вроде слуг».
Английский профессор Маккиндер, «присланный своим правительством заняться эвакуацией Новороссийска», выглядел, по ее словам, именинником. «Настоящий иноземец, решающий судьбу низшей расы» 76 .
Видимо, о том же Маккиндере писал из Новороссийска Астров Пепеляеву: «Только что посетивший нас видный британец, говоря о России, вспоминал Судан, а для поднятия промышленности рисовал заманчивые перспективы ост-индских компаний даже без участия русских» 77 . В. А. Степанов еще раньше в частном письме, сетуя на колонизаторские замашки союзников, назвал их политику «египтизацией» России 78 . С этими жалобами перекликаются сообщения Милюкова из Лондона о тамошних настроениях: «Теперь выдвигается в более грубой и откровенной форме идея эксплуатации России как колонии (выделено Милюковым. — Н. Д.) ради ее богатств и необходимости для Европы сырых материалов» 79 .
И все же кадеты из деникинского окружения еще на что-то надеялись, еще строили планы. «Как только положение примет несколько более определенные очертания, — писал Астров 30 января генералу Романовскому, — мы начнем подготовлять общественное мнение к восприятию нового периода» 80 .
Но чем определеннее становилось положение, тем более безнадежным делалось оно для Деникина и его сподвижников. В январе-феврале 1920 г. была очищена от белогвардейцев южная часть Украины, стала советской Одесса.
Ощущая приближение краха, южные кадеты прибегли к тому же крайнему средству, что и их однопартийцы в Сибири, — они явились инициаторами создания Общества добровольных отрядов с целью вовлечения в армию интеллигенции. «Именно интеллигенция, — заявлял председатель этого общества П. Д. Долгоруков, — должна провозгласить лозунг — все на фронт! — и претворить его в жизнь» 81 . Некоторые члены партии «народной свободы» пытались действовать личным примером: добровольно вступил рядовым в армию, например харьковский кадет профессор В. X. Даватц 82 .
Между тем бои на Северном Кавказе становились все тяжелее для деникинцев. В конце марта был освобожден Новороссийск. Остатки белой армии в страшной панике, в обстановке, по словам Милюкова, не поддающейся описанию, эвакуировались морем в Крым. Теперь на этом небольшом полуострове сосредоточились все оставшиеся силы и все надежды белогвардейского лагеря.
Новороссийская катастрофа явилась для Деникина последней каплей. Он был вынужден ретироваться с политической арены. Другого выхода не было — это сознавали даже его стойкие приверженцы, в том числе и кадеты. Как свидетельствует Оболенский, они понимали, что «Деникин, имя которого совершенно скомпрометировано в народных массах», «далее не может возглавлять противобольшевистское движение», что «он должен уйти и заменить себя другим лицом» 83 .
2—4 апреля в Севастополе состоялось совещание высших командных чинов, которое должно было наметить кандидатуру нового главнокомандующего. Имя деникинского преемника давно уже муссировалось в белогвардейской среде. Это был барон Врангель, командовавший Кавказской армией. В результате конфликта с Деникиным, который зародился еще весной 1919 г. и обострился до крайности зимой 1920 г., Врангель оставил военную службу и уехал из России в Константинополь. Его кандидатуру выдвигали и поддерживали правящие круги Антанты, разочарованные военным и политическим банкротством Деникина. Врангель получил приглашение от английского командования прибыть в Севастополь и был доставлен туда на английском военном корабле. Приказом от 4 апреля Деникин передал власть Врангелю и навсегда покинул Россию 84 .
Новый белый диктатор, девизом которого стала формула «левая политика правыми руками», предпочитал опираться не на обанкротившихся при Деникине кадетов, а на бывших царских чиновников во главе с Кривошеиным. Начальником Управления иностранных дел Врангель сделал П. Б. Струве, приехавшего в Крым в середине апреля.
Они сблизились еще зимой 1920 г. в Новороссийске, где жили в одном железнодорожном вагоне. Когда в марте после эвакуации из Новороссийска Струве оказался в Константинополе, он вновь встретил там Врангеля, который считал свою военную карьеру законченной. Коротая вдвоем вечера в турецких кофейнях, Струве и Врангель сошлись еще теснее 85 . Интересно, что об этом альянсе тогда же был извещен В. И. Ленин. 26–27 марта на адресованном, ему конверте он сделал пометку: «О Струве (и Врангеле)» 86 .