Кадетская контрреволюция и ее разгром

Думова Наталья Георгиевна

Несмотря на то что недавний соратник кадетов по Национальному центру, а в прошлом член кадетского ЦК Струве оказался у руля правления, партии «народной свободы» как активной политической силе не нашлось места возле трона нового властителя. По его поручению Струве, будучи в Париже, уведомил находившихся там кадетских лидеров, что появление членов их партии в Крыму не только «бесполезно», но и «вовсе нежелательно», ибо они окончательно «вышли в тираж» ⁸⁷ . Астров отмечал в связи с этим, что приезд в Россию Милюкова, обсуждавшийся на заседании ЦК в Новороссийске, теперь был бы «в полном несоответствии с положением дел… Его просто ухлопали бы современные политики Крыма» ⁸⁸ .

Лишь единицы из руководства кадетской партии (Новгородцев, Долгоруков,

Челищев, Оболенский, Степанов, затем приехавший из Англии Карташев) остались в Крыму при Врангеле, но в качестве частных лиц, не занимая официальных постов в его правительстве ⁸⁹ . Часть кадетских лидеров приняла это положение как должное, некоторые даже старались обосновать его логически и теоретически. «Россия представляет теперь из себя клокочущее море, — писал в те дни П. Д. Долгоруков, — русская государственность — утлое судно, потерпевшее аварию… И если нам и не суждено быть в командном составе этого судна, мы должны работать в кочегарном отделении, должны спуститься в трюм, выкачивать воду и заклепывать пробоины, чтобы не дать погибнуть судну» ⁹⁰ .

Еще в январе 1920 г. Новгородцев так формулировал свой «политический прогноз»: теперь «придется идти политически правее, социально левее», предрекая таким образом направление врангелевского курса. А в июне тот же Новгородцев писал из Крыма за границу Астрову, что кадеты «вместе с Деникиным неумолимым историческим роком выброшены из политической борьбы» и он не видит условий, при которых они «могут вернуться в ближайшем будущем к активной политической роли». Эта роль, отмечал он, по праву принадлежит теперь бюрократам старой закалки, и вот почему: «большевики победили кадетов своим уменьем властвовать… И способностью осуществлять свои мысли. Этот дар власти… они взяли из той школы суровой партийной дисциплины… которую все они прошли и которая подобрала у них особый отбор людей с особым закалом воли… И естественно, что… на смену кадетам должны были прийти люди, выросшие также в атмосфере служебной дисциплины, государственного служения, практического дела» ⁹¹ .

Сколько громких слов наговорили в свое время кадеты, сколько бумаги исписали, обрушивая громы и молнии на головы царского государственного аппарата, объявляя его единственным виновником всех бед и несчастий России! И вот итог: на представителей этого самого аппарата, на николаевских сановников-бюрократов возлагали они теперь свои последние надежды!

Эмигрировавшие за границу кадеты из бывшего окружения Деникина оценивали «черного барона» и его политику более осторожно. Так, Астров сомневался, не опасен ли «диапазон» программы Врангеля («он стал не только к.-д., он стал и с.-р., оставаясь глубоким черносотенцем»), но тем не менее считал: «Опыт интересен. Это высший образец надпартийности и всепоглощения (выделено Астровым. — Н. Д.)» ⁹² . Зато уж оставшиеся в Крыму члены партии «народной свободы» испытывали к режиму Врангеля самые верноподданнические чувства. «Сейчас, — писал Новгородцев Астрову, — в первый раз после 27 февраля — если не считать большевиков (знаменательная оговорка! — Н. Д.) в России появилось правительство в точном смысле этого слова, а не только по названию. Здесь не колеблются, не рефлектируют, не состязаются в силе аргументации, а просто действуют и исполняют приказания» ⁹³ . Долгоруков в мемуарах объяснял свою преданность Врангелю следующим образом: «Он был ближе к типу диктатора, а это в настоящее время и требовалось, а потому я… всецело и убежденно стал его поддерживать как в Крыму, так и за рубежом» ⁹⁴ .

Горстка кадетов пыталась продолжать свою партийную жизнь. В воспоминаниях Челищева о Севастополе в летние месяцы 1920 г. говорится: «Долгоруков горит, пылает, делает публичные доклады, собирает какие-то совещания», на которых первый вопрос, «как поддержать престиж власти, дать ей авторитет и опору» ⁹⁵ .

9 мая 1920 г. под председательством П. Д. Долгорукова состоялось совещание членов партии «народной свободы», «пребывающих в Севастополе». На нем присутствовали 25 кадетов из Москвы, Петрограда, Харькова, Тифлиса,

Екатеринодара, Симферополя, Ялты и Севастополя. Совещание постановило, что «главной задачей партии в настоящий момент является укрепление государственности и национальной власти (т.е. врангелевской диктатуры. — Н. Д.)». «В дополнение и развитие тезисов Екатеринодарской и Харьковской конференций» совещание приняло следующие положения, получившие «высочайшее одобрение» со стороны Врангеля ⁹⁶ :

«партийные деятели и органы должны стремиться главным образом к сплочению на надпартийной государственно-национальной работе возможно более широких слоев общества;

партия должна принять участие в создании надпартийного союза, и члены партии должны стремиться играть активную роль в нем;

желательна деятельная работа членов партии в прессе и, в частности, основание в Севастополе газеты, долженствующей проводить надпартийные, национально-государственные лозунги партии;

на первом месте должна стоять интенсивная творческая созидательная работа, а не критика» ⁹⁷ .

Пример «интенсивной созидательной работы» на благо нового режима подавал бывший премьер кадетского Крымского правительства С. С. Крым. В июне 1920 г. он, как явствует из дневниковой записи М. С. Маргулиеса, привез в Лондон 60 тыс. ведер вина «удельного ведомства, спасенного им в Крыму от разгрома», надеясь «удачно продать их и раздобыть таким образом Врангелю валюту». В последующие месяцы Крым курсировал на зафрахтованных на его имя торговых судах между Феодосией и Марселем, пополняя белогвардейскую казну путем продажи крымского вина и ячменя и гордясь тем, что приносит Врангелю «огромную прибыль» ⁹⁸ .

В соответствии с решениями Севастопольского совещания собравшиеся в Крыму кадеты направляли свои усилия на создание надпартийной организации, поддерживающей диктатора. Под председательством П. Д. Долгорукова возникло так называемое Объединение общественных и государственных деятелей, имевшее аналогичную с Национальным центром платформу и ставившее основной задачей всемерную поддержку белой армии. Летом 1920 г. Объединение развернуло широкую деятельность, главным образом путем устройства публичных собраний, на которых выступали Врангель и его министры. Подробные отчеты об этих собраниях помещались в крымской прессе, и такой способ «ознакомления широкой публики с политикой командования» встречал полное одобрение со стороны Врангеля ⁹⁹ .

Находившимся в Крыму кадетам намеченный «черным бароном» курс в целом вполне импонировал. Оболенский, по его словам, скорее бы присоединился к обратной формуле — «делать правую политику левыми руками», однако, подчеркивал он, «собственно относительно существа нужной политики у нас как будто не было больших разногласий. Только для «правых рук» она была левой, а для «левых рук» — правой» ¹⁰⁰ .

Но когда в разговоре с Оболенским Врангель сообщил, что предполагает в целях привлечения на свою сторону крестьян декларировать передачу им всех земель, его собеседник, всегда находившийся на левом фланге кадетской партии, отнюдь не одобрил такого намерения. Оболенский, рассказывая о своих возражениях Врангелю по земельному вопросу, сам подчеркивает парадоксальность ситуации. «Это был курьезный спор „левого” общественного деятеля с „правым” генералом, — пишет он, — спор, в котором первый находил планы второго слишком радикальными» ¹⁰¹ .

Врангель назначил Оболенского членом предварительной комиссии по выработке основных положений земельной реформы ¹⁰² , просил заходить к нему в каждый приезд из Симферополя (где тот жил). Врангелевский премьер Кривошеин любезно принимал его вне очереди. Оболенский не обольщался этими знаками внимания. Он сознавал, что нужен Врангелю «лишь в качестве декорума общественности при осуществившемся диктаторе», общественности, «с которой до поры до времени нужно было ладить». Но такое положение его вполне устраивало. В шутку своим знакомым Оболенский называл себя «земским собором при самодержце Врангеле» ¹⁰³ .