Кадеты императрицы
Шрифт:
Но солдаты были довольны. Хуже быть не могло, а бездействие при скверной жизни хуже худшего. А единственным трофеем в эти тяжелые месяцы явилось лишь взятие Данцига.
VI
С наступлением весны и первых летних дней у всех повеселело на душе. 1 июня французские войска расположились в виду Эйлау на левом берегу Алле. Русские, потерпевшие за три дня до того поражение, отступили. Но теперь их настигли, и бой был неизбежен. Но так как русские интендантские склады, а также и корпус прусских войск
Чтобы скорее добраться до Кенигсберга, русские войска намеревались переправиться под Фридландом через Алле. Император тотчас же распорядился занять этот город корпусами Ланна, Мортье и тремя кавалерийскими дивизиями.
Таким образом, задача обеих сторон была вполне понятна: русские стремились переправиться через Алле, для того чтобы добраться до Кенигсберга, а французы всеми силами старались помешать им в этом и попытались столкнуть их в реку, окаймленную крайне крутыми, обрывистыми берегами.
На всем протяжении был только один мост, и то под Фридландом.
Ланн со своей кавалерией и жандармами Удино составлял авангард; они шли безостановочно всю ночь и на заре подошли к городу. Под начальством Ланна находилось десять тысяч человек. Не дойдя до города, он нашел перед собой стройно расположившееся войско в тридцать тысяч человек, к которому с каждой минутой прибывали подкрепления.
Вскоре началась перестрелка.
Император находился еще в Эйлау.
Вскоре подоспел Мортье, но тем не менее общая наличность соединенных корпусов обоих маршалов не превышала двадцати пяти тысяч человек, тогда как неприятельское войско состояло из семидесяти тысяч человек. Партия была далеко не равна. Положение было более чем критическим. Ланн то и дело посылал императору гонцов с настоятельной просьбой поторопиться присылкой подкрепления.
Император был заранее уверен в победе и находился в прекраснейшем настроении духа. Он весело переговаривался со своими адъютантами, несясь среди них по равнине.
— У кого из вас хорошая память? — кинул он.
— У меня!.. У меня!.. У меня, ваше величество! — раздавалось со всех сторон.
— Прекрасно! Вот и скажите: какая у нас сегодня годовщина — второго июня?
— Годовщина Маренго! — радостно воскликнули вокруг два десятка молодых, звонких голосов.
— Да, Маренго. И я побью русских так же, как австрийцев.
Проезжая по линии войск, император уверенно повторил то же самое:
— Сегодня годовщина Маренго, дети! Победа несомненна. Маренго!
Преисполненные энтузиазма солдаты восторженно кричали в ответ:
— Маренго!.. Маренго!..
Жгучее солнце заливало долину, жидким золотом дробилось и переливалось на поверхности реки.
Около полудня император появился на поле битвы. Он осмотрел позиции и разрешил соединенной армии воспользоваться
Ровно в час залп двадцати пяти артиллерийских орудий возвестил начало атаки.
Ней, занимавший правый фланг, овладел лесом, ближайшей деревней и двинулся на Фридланд.
В то же мгновение все перемешалось, загрохотало, засвистело, посыпалась картечь…
При выходе из леса Ней был встречен убийственным огнем, русские батареи под прикрытием города заняли командные высоты по другую сторону реки, на высоком берегу, что давало им явный перевес: они могли целиться в неприятеля с полным самообладанием и бить наверняка.
Наполеон тотчас же понял опасность.
— Гонца! — отрывисто кинул он.
Ординарцы обыкновенно выстраивались в ряд за своим генералом, чтобы в случае надобности сейчас же исполнить поручение. Тот, кто стоял во главе вереницы, шел первым; исполнивши же свое поручение, он становился последним в ряд. Таким образом работа делилась равномерно между всеми.
В этот день Савари назначил гонцами новоиспеченных адъютантов, молодых аристократов, пощаженных до сих пор рукой смерти. Теперь, ожидая своей очереди исполнить опасную миссию и рискнуть своей жизнью на пользу общего дела, на глазах самого императора, они гордо сидели на своих конях, напряженно вглядываясь в даль.
— Гонца! — кинул Наполеон.
Савари подал знак находившемуся первым в веренице — молодому маркизу, одному из немногих уцелевших офицеров полка Изембурга.
Тот гордо и смело выехал вперед.
Император окинул его быстрым, пытливым взглядом и узнал по белому мундиру, который не был еще сменен.
— Ага! — просто промолвил он и тотчас же добавил, обращаясь на «вы». — Передайте мой приказ генералу Сенармону немедленно двинуть пятьдесят орудий на берег Алле и во что бы то ни стало смести русские батареи. Это необходимо. Вы поняли?
— Так точно, ваше величество.
— Как ваше имя?
— Маркиз де Жуайен.
— Желаю вам удачи, маркиз.
Предстояло нестись под перекрестным огнем, по открытой долине, ежеминутно пересекаемой небольшими отрядами казаков.
С саблей наголо Жуайен гордо понесся в карьеры под градом пуль. Наполеон проводил его взором и задумчиво произнес:
— Гордость имеет свои хорошие стороны.
Маркиз продолжал нестись вперед… Еще мгновение — и он скрылся в налетевшей на него группе казаков. С той минуты его никто больше не видел, и никому неведомо, что с ним сталось.
Император, видя, что Сенармон не двигается с места, и понимая неизбежность новой жертвы, нервно передернул плечом и потребовал во второй раз:
— Гонца!
И снова вышел офицер полка Изембурга, высокий брюнет с энергичным выражением лица.
— Вы слышали приказ?
— Так точно, ваше величество.
— Миссия трудная. Берегите себя, насколько возможно.
— Я прорвусь… или погибну.
— Прорвитесь! — мягко сказал император. — Кто вы такой?