Кафетерий для спецназа
Шрифт:
Безмятежность развеялась, когда дело дошло до обратного превращения. Ханна быстро перекинулась, начала одеваться, прислушиваясь к звукам от внедорожника. Тишину разорвал волчий вой, сменившийся криком. Шольт всхлипывал, давился слезами, и Ханна, почти не соображая, что делает, бросилась к нему на помощь — подбежала, села рядом, обняла дрожащие плечи, привлекла к себе, позволила уткнуться носом в шею, приглушая рыдания. Чужая беспомощность и страх ощущались руками, хотелось забрать часть боли, успокоить, пообещать, что теперь все будет хорошо. Слова застряли в горле. Шольт перестал всхлипывать, выстонал:
—
— Нет, нет, — забормотала Ханна. — Это в прошлом. Теперь — быстро. Не думай об этом. Постарайся забыть.
Она гладила плечи — горячие, твердые — ерошила отросшие волосы на затылке. Шольт прижимался к ней все сильнее, терся носом о шею, подставлялся под ласку. Это соблазняло, подталкивало проверить изгиб поясницы, коснуться бедер, проверяя, подойдет ли ширина ее телу. Искушение исчезло после покашливания Мохито. Ханна провела ладонью по спине Шольта, с сожалением прерывая двусмысленную ситуацию. Поднялась и ушла к своей машине.
Глава 30. Следы на снегу
Домой возвращались под темными, серо-желтыми тучами.
— Неужели пойдет снег? — пробормотала Ханна, пытаясь сосредоточиться на дороге. — Рано еще, до Покрова две недели.
«Зачем тебе Покров? — зафырчала висица. — Пусть будет снег, у тебя в квартире тепло. Позови его».
— Нет, — твердо сказала Ханна. — Звать не буду. Пусть приходит сам.
«Он боится, — сказала висица. — Волк на него ругается».
— За что?
Висица замолчала, оставив Ханну теряться в догадках.
Она загнала машину во двор, помахала машине Мохито, скрывшейся на территории части. Поднялась к себе, приняла душ и уселась в кресле с чашкой горячего чая.
Роза пламенела. Мысли путались. Тело охватило томление. Хотелось только одного: вернуть Шольта, притянуть его поближе, влипнуть, слиться, проверить, горячи ли губы. Опьянят ли поцелуи — так, что Ханна забудет себя и позволит творить все, что заблагорассудится?
Она сидела, прислушиваясь, ожидая, что на лестнице раздадутся осторожные шаги, в дверь коротко стукнут, и сила притяжения заставит ее вскочить и щелкнуть замком. Шли минуты, она угрелась, подтянула под себя ноги и задремала. В полусне услышала ворчание висицы: «Он устал. Превращение забрало все силы». Ханна кивнула и провалилась в сновидение, где длинноносый волк бродил по ее квартире, принюхивался к салатам на кухонном столе, трогал игрушки на новогодней елке. Царила тишина, Ханна знала, что в маленькой спальне похрапывает объевшийся Йоша, а за окном идет снег. Можно было спать спокойно — волк стоял на страже, охранял дом и от людей, и от оборотней, и от злых духов.
Среди ночи Ханна перебралась в кровать, вытянулась под одеялом и снова заснула — с ощущением близкого праздника и грядущего счастья.
Утром она отдернула занавески и ахнула: город был укрыт белым покрывалом октябрьского снега — слишком раннего для Ключевых Вод, и после Покрова-то снег не всегда выпадает. Машин почти не было, улицы казались вымершими, и даже возле КПП не наблюдалось ни волков, ни шелухи от семечек — некого рассматривать, некого обсуждать.
«Иди, — велела висица. — Он там. Он ждет».
Ханна
— Ой, как хорошо, что вы зашли! — обрадовалась Снежка. — Нас спрашивали, будет ли печенье на смальце. Полковник Новак сказал, что заберет пару коробок в часть. И подполковник Розальский купит коробку к Покрову, чтобы поздравить сотрудников. Если мы расфасуем в бумажные пакеты, то будет идеально. Сделаем? Закажем смалец и пакеты?
— Не знаю, — оглянувшись на дверь, пожала плечами Ханна. — Надо бы. Медовые кексы пекли… а ты справишься?
— Конечно! — чуть обиженно ответила Снежка. — Печь проще простого, расфасовать не проблема.
Ханна вновь оглянулась на дверь — на улице мелькнул чей-то темный силуэт — и быстро проговорила:
— Составь список. Купим что надо.
— К завтрашнему дню напишу, — пообещала Снежка. — Будете кофе? Пирог на завтрак?
— Нет, — помотала головой Ханна, отступая к выходу. — Я прогуляюсь. Соскучилась по снегу.
Она выскочила на улицу. Огляделась, чувствуя на себе чей-то взгляд. Перебежала дорогу, пошла по аллее Алтарного Парка, добавляя свои следы в натоптанные цепочки. Вид часовни и воспоминание о дыхании Шольта заставили ускорить шаг. Ханна смотрела на расходящиеся от часовен дорожки — истоптанные и нетронутые — и понимала, что нужно сделать выбор. Бесповоротный. Навсегда. Это пугало, и она помчалась по снежной целине, взрыхляя белый покров носками ботинок. Взгляд — реальный или придуманный — жег спину, и она попыталась затеряться на людной улице. Зашла в первый попавшийся магазинчик, поняла, что оказалась в лавке, торгующей брачными браслетами для оборотней, и поспешно вернулась на улицу.
Продовольственный магазин. Витрина с сухофруктами, витрина с овощами, низки белых грибов.
Свадебный салон: платья с вышивкой и без вышивки, белые, палевые, кремовые, светло-кофейные.
Кофейня, магазинчик канцтоваров, в котором она покупала карандаши для Йоши.
Аптека.
Ханна остановилась как вкопанная.
«Что?» — спросила висица.
«Противозачаточное».
«Зачем? Ты не хочешь своего ребенка?»
«А если он?..»
Ханна замялась, пытаясь думать просто и ясно, чтобы донести до висицы свои сомнения, и вдруг поняла: а если Шольт не захочет признавать отцовство, ничего страшного. Можно переехать, чтобы не сталкиваться на улице. Можно нанять управляющего в кафетерий и больше никогда не переступать порог.
Открытие позволило расправить плечи, как будто с нее сняли тяжелый груз. Она прошла вперед и свернула в переулок, покидая оживленный проспект. Висица заурчала, приветствуя волка. Ханна остановилась и замерла — Шольт догнал ее, прижался к спине, заставив почувствовать жар даже через преграду из верхней одежды.
— Я тебя нашел, — прошептал он. — Ты убегала. Я шел по следу.
— Убегала, — согласилась Ханна, покоряясь судьбе. — Я боюсь.
— Не бойся, — Шольт прижался еще сильнее. — Если не понравлюсь — разойдемся без обид. Попробуй меня. Я свободен. Мохито присмотрит за Йошей. Я попросил.