Каин: Антигерой или герой нашего времени?
Шрифт:
Однако хоть и успокаивал себя Васька, но чувство страха перед братвой и Каином не улетучивалось.
…Каин не знал что делать. Если он сделает шаг к Зубу, тот Ванятку не пожалеет.
— Может, по ногам из ружья пальнуть?
— Не смей, Кувай. Эта гнида успеет ножом полоснуть. Не смей!
Васька почувствовав, как дорог Ванятка Каину, осмелел.
— Спусти с расшивы лодку, мою добычу и я на берегу отпущу мальца.
— Ты
— Я — честный вор, Каин. Я не тронул клад братвы, а ушел от тебя из-за обиды, ибо поклеп на меня возвели.
— Буде, Зуб, вздор говорить, ибо ты последняя мразь.
— Спусти с рашивы лодку, и я отпущу мальцы на берег.
— Опять лжешь.
— Сукой буду!
— Да ты и есть сука.
Каин кивнул Камчатке и Куваю.
— Айда в каюту.
Повольнице же приказал:
— С этой мрази глаз не спускать!
В каюте Иван выслушал разные советы, но ни один из них принял, ибо каждый не обеспечивал жизнь Ванятке. Остановились на предложении Каина, хотя и в нем была большая доля риска.
Однако во время отсутствия Ивана и его есаулов, на судне произошло неожиданное. Томилка (он стоял в толпе повльников неподалеку от настороженного Васьки), видя смертельно перепуганного племянника, не выдержал, подкрался к своему бывшему хозяину и взмахнул увесистым веслом, норовя ударить злодея по голове. Но Зуб увернулся, пустил нож в действие и спрыгнул с расшивы в Волгу.
Томилка без раздумий прыгнул вслед за ним. Ярость его была столь огромна, что он быстро настиг убийцу. Васька пожалел, что во время прыжка отбросил нож, который мог помешать ему, как можно быстрее достичь берега, что находился неподалеку от расшивы.
Томилка схватил его за волосы и потянул к судну. Зуб отчаянно норовил вырваться, но водолив был намного сильнее Васьки. А тут на помощь прыгнули в воду Каин с Камчаткой.
Участь Зуба была плачевной. Когда он вновь оказался на судне, то лицо его стало помертвелым.
Иван взял безжизненное тело Ванятки на руки и тотчас ему вспомнились слова мальчонки: «То — промысел Божий».
«Нет, Ванятка, нет! То злая рука иуды тебя сокрушила. Прости меня, Христа ради, что тебя не сберег».
Увидев жуткие глаза Каина, Васька упал на колени.
— Пощади! Буду твоим верным рабом!
— Замолкни, гаденыш!
Каин пнул сапогом Ваську в лицо и тот отлетел к стене каюты. Заскулил от чудовищной боли, а Иван кивнул Камчатке.
— Расшиву к берегу. Предадим земле Легата, Одноуха и Ванятку, а затем казним иуду…
Ванятку схоронили под солнечной березой. Убитый горем Томилка соорудил крест, воткнул его в земляной холмик и, не стыдясь своих слез, склонил голову над могилкой.
Иван же произнес каким-то надломленным, мученическим голосом:
— Еще раз, прости меня, Ванятка.
И Кувай, и Камчатка с удивлением смотрели на Ивана. Его горе неподдельно. Никогда они и помыслить не могли, что железный, суровый Каин может так мучительно страдать. Оказывается, еще плохо они знают душу своего атамана.
Затем наступила очередь Зуба.
— Я уже говорил тебе, мразь, что жизнь свою закончишь жуткой смертью. На коле сдохнешь!
Зуб вновь повалился в ноги Каина, начал умолять и лобызать сапоги атамана, но тот брезгливо откинул его от себя ногой.
— На осиновый кол, иуду!..
После поминок Каин сказал:
— Все, братцы, завершаем разбой. Самая пора, ибо, чую, в Верховье Волги нам идти не резон — встречу, небось, сыскные суда с пушками идут. Надо где-то отсидеться, а когда Волгу льдом затянет, вернемся санным путем в Москву.
— А что с расшивами? — спросил Кувай.
— С расшивой иуды и ее бурлаками пусть водолив Томилка решает, а свою — купцам сбудем.
— А бурлаков куда?
— Они — народ ушлый, смекнут, что к чему.
Глава 28
Терзание
Иван, Петр и Роман остановились в дальней лесной деревеньке Потаповке, что обосновалась на притоке реки Волги Свияге. Берега реки холмистые, а селения изобилуют мельницами, на которых мужики-мукомолы перетирали зерно для своих помещиков.
Еще заранее столковались:
— Будем опять-таки на словах закупать хлеб у бар. Главное, избенку подыскать.
Но избенки, чтобы впустить на пару месяцев сразу троих торговых людей, не нашлось. Тогда Иван, войдя с «приказчиками» в очередной дом, протянул мужику тридцать рублевиков. Мужик так растерялся, что глянул на «купца» очумелыми глазами. Да на такие деньжищи можно целые хоромы срубить и двух добрых коней купить!.. Но куда семью девать? К сроднику. Перебьется два месяца. Отвалить ему пять рублей — и за милу душу впустит.
— Пожалуй, впущу тебя, ваша милость. Сам к родне уйду. Живите с Богом,
— Добро, хозяин, но с одним условием, чтобы жена твоя стряпню нам готовила. Припасов же мы в соседнем селе прикупим.
— Тогда и вовсе благодать.
Начало октября порадовало благодатным солнцем. Некоторые мужики, радуясь погожему дню, мелют зерно в жерновах прямо на дворе, другие, побросав рогожные мешки на подводу, увозят жито на мельницу.
Иван на второй же день, потолковав с хозяином избы, сказал своим есаулам: