Как боги. Семь пьес о любви
Шрифт:
Нина. С бабушкиной камеей на груди.
Он. Камея меня просто доконала! Я такие раньше только в кино видел.
Нина. Значит, ты женился на бронзе, мебели и бабушкиной камее?
Он. Нет, я женился на другой жизни.
Нина. Интересно, если бы я не умерла, ты бы меня все-таки бросил?
Он. Никогда! Верных жен не бросают.
Нина. А ты не боялся, что мне однажды осточертеют твои гулянки и я сама уйду
Он. Нет, не боялся. Ты же однолюбка. И ты всегда мне верила.
Нина. Верила? Думаешь, я не поняла, зачем ты устроил тот грибной скандал?
Он. Нет, тот скандал устроила ты. Я хорошо помню. Мы с тобой поехали в Барыбино и набрали две корзины опят, маленьких, как шурупы. Они только пошли после дождей.
Нина. А что ты еще помнишь?
Он. Помню, как ты хотела заняться любовью в лесу. Я очень удивился, это было на тебя так не похоже!
Нина. Да, у меня тогда мелькнула сумасшедшая мысль, если мы… прямо в лесу, я, наконец, перестану быть для тебя закомплексованной отличницей. Я стану настоящей женщиной… без границ! Но ты заныл, что в лесу сыро, комары и нас могут увидеть. Потом мы вернулись домой, я стала чистить грибы, а ты сел смотреть футбол.
Он. Ну конечно, наши с кем-то играли!
Нина. А когда ты, как ненормальный, заорал «судью на мыло!» — я взяла обе корзины и…
Он (возмущенно). …вывалила в мусоропровод! Да еще сказала…
Нина. Я актриса, а не домработница!
Он. Актриса? Не смеши меня! Ты бы в «Щуку» никогда не поступила, если бы не твой отец. У тебя же никакого таланта, ты всегда завидовала моей органике. Ты высокообразованное ничто и высоконравственное никак.
Нина размахивается и бьет его по щеке.
Он (держась за щеку). За что, за «высокообразованное ничто»?
Нина. За «высоконравственное никак».
Он. Я собрал вещи и уехал к Косте Мотылеву.
Нина. Нет, не к Косте. Ты помчался в Кимры, к этой своей травести.
Он. Ты и это знаешь? Костя проболтался?
Нина. Не важно. И тогда я решила с тобой развестись.
Он. Почему же не развелась?
Нина. Умрешь — узнаешь.
Саша достает пачку сигарет. Оба закуривают.
Он. Ты и там не бросила?
Нина. Нет. Но когда знаешь, что куренье уже не вредит твоему здоровью, удовольствие совсем не то. (Гладит его
Шумно входят Вера, Ирина Федоровна, Валентин Борисович с вещами.
Она (с порога). Саша, не кури, пожалуйста, в номере!
Нина. А я тебе разрешала курить даже в постели. Пошли на балкон!
Он (Вере). Хорошо, я покурю на балконе.
Нина и Саша уходят на балкон.
Ирина Федоровна (возмущенно). Живоглоты! За такие деньги я бы сама все перегладила.
Она. Это называется сервис.
Валентин Борисович. Мама права, не сервис, а грабеж! Нет, не за это я боролся с тоталитаризмом.
Ирина Федоровна (вешает платья в шкаф). Отвисятся. Бесплатно.
Она. Как вы мне оба надоели! Уходите! Сейчас же!
Ирина Федоровна. Еще чего? Родную мать гонишь. Совсем из-за него голову потеряла. Кто хоть он такой?
Она. Актер.
Ирина Федоровна. Все актеры — развратники!
Валентин Борисович. Не все, конечно, но профессия обязывает.
Она. Мама, ты-то откуда знаешь?
Ирина Федоровна. Журналы надо читать и телевизор смотреть. Женятся — разводятся, женятся — разводятся, а то еще в творческий кризис впадают, кокс нюхают и сексуальную ориентацию меняют. Ты с него справку обязательно спроси!
Она. Какую еще справку?
Ирина Федоровна. Про СПИД и так далее.
Она. Мама, у нас еще ничего не было.
Ирина Федоровна. Ничего? Почему? Больной, что ли? Без справки до себя не допускай!
Валентин Борисович. Самая серьезная неприятность, которую можно подцепить половым путем, это — брак. Но справка не помешает. Мама права.
Она. Жалко, я с вас тогда, двадцать лет назад, справку не спросила!
Валентин Борисович. Деточка, при Советской власти секс был практически безопасен, если не считать парткома и уголовного кодекса.
Ирина Федоровна. Сколько же он зарабатывает?
Она. Не спрашивала.
Ирина Федоровна. А сам он тебе не сказал? Теперь все серьезные мужчины сразу докладывают, сколько зарабатывают. В долларах. Или в евро.
Она. Он пришел на первое свидание с огромным букетом белых роз!