Как Даша и Паша были маленькими
Шрифт:
Маме эта идея не очень понравилась, но другого выхода не было.
Всю неделю я вырезала из старой белой простыни круги. А мама пришивала мои кривые кружочки к красной ткани. Кружочков было очень много. Потом ещё надо было сшить юбку и косынку. А остатки ткани пришить к рукавам футболки в виде крылышек.
Наступил день выступления. Мой наряд несколько отличался от остальных. Юбка и косынка были ярко красного цвета, а кружочки крупнее, чем у девочек. Но мне нравился мой костюм. Меня поставили для выхода на сцену самой последней,
Я боялась выступать. Вдруг забуду движения.
Мы вышли на сцену. Люди в зале сидели далеко. И совсем не понятно было, на кого они смотрят - на меня или на других девочек. Голова сделалась пустой, и я всё забыла. Но ноги и руки откуда-то сами знали, что и как делать. К тому же я посматривала на других девочек и повторяла за ними.
Мы отлично выступили. Нам аплодировали. Нас похвалили. Нам раздали по конфете. Я была счастлива. Оказалось, что выступать не страшно, а даже приятно.
В конце года всех перевели во второй класс, кроме меня. Мне сказали, что нужно повторить курс.
Хореография
Осенью я снова пришла на хореографию в первый класс. Девочки были все новенькие. А я была самая большая и высокая.
На первом занятии Анжела Эдуардовна сказала, что я буду её помощницей. Она и вправду стала обращаться ко мне: просила что-нибудь показать для девочек.
– Даша, покажи девочкам первую позицию, - просила она.
– Даша, подготовительную позицию для рук, пожалуйста. Даша, поклон.
Но ей всё не нравилось, и она говорила:
– Как ты делаешь? Всё забыла за лето! Медведь и то бы лучше поклонился!
Мне было очень неприятно, что на меня все смотрят, а я не могу хорошо показать, и что меня всё время ругают.
На третьем занятии Анжела Эдуардовна попросила меня продемонстрировать, как делать неглубокие приседания. Я подошла к станку, взялась за поручень и услышала, что девочки за спиной шушукаются и смеются. "Наверно думают, что у меня ничего не получится", - пронеслось у меня в голове. Я вцепилась в станок и замерла. Всё тело стало тяжёлым, ноги окаменели, и даже если бы я захотела, не смогла их согнуть. Анжела Эдуардовна и девочки ждали моего показа, и в классе повисла тягучая тишина. А я просто стояла и не двигалась. А потом взяла и вышла из зала. И никто меня не остановил.
В коридоре рядом с классом хореографии стояли стулья. На них терпеливо сидели родители и ждали, когда закончится занятие. Обычно моя мама тоже сидела среди других мам и бабушек и вязала, но на этот раз её не было. Я быстро переоделась и стала ждать маму. "Как только мама придет, - думала я, - я ей скажу, что больше не буду ходить на хореографию".
Мама пришла, когда занятие уже закончилось. К тому времени вся моя решительность улетучилась, и я уже не была уверена в том, что правильно поступила. Поэтому я ничего не стала говорить маме. А мама даже не поняла, что я сегодня
В день очередного занятия я не решилась сказать маме, что больше не буду ходить на занятия. И пожаловалась, что у меня болит голова. Мама пощупала мой лоб, внимательно на меня посмотрела, уложила в кровать, и, что самое главное, на хореографию разрешила не ехать. На следующий раз я придумала, что у меня болит живот. Тут уж мама мне не поверила:
– В тот раз голова болела, сейчас живот...
Но я состроила такую несчастную гримасу, что мама тут же уложила меня и сделала массаж живота.
Когда настал день очередного занятия, я уже не знала что придумать и сказала, что у меня болит голова. Но тут уже мама заподозрила что-то неладное.
– Даша, в чём дело?
– строго спросила она.
Тогда я решилась и твердо сказала:
– Больше я на хореографию ходить не буду!
– Это что ещё за шуточки!?
– сверкнула удивленными глазами мама.
Но когда поняла, что я не шучу, стала уговаривать меня:
– Даша, ведь это полезно для твоей спины и ног. Научишься красиво двигаться и танцевать...
– Нет, не пойду, - стояла я на своём.
– Ты еще мала, чтобы такие вопросы решать!
– рассердилась мама.
– Я же о тебе забочусь!
Я больше не могла ходить на хореографию! Только не знала, как это объяснить.
Мама стала собирать меня, но я наотрез отказалась даже из квартиры выходить. Мама не могла понять, что на меня нашло. Она стала предлагать купить мне кукольную посуду, если я буду и дальше ходить на занятия. Я мечтала об этой посуде, но даже если бы мама пообещала мне сто наборов кукольной посуды - я бы и то отказалась.
Поняв, что всё бесполезно, мама уступила. И больше я на хореографию не ходила.
Правда, потом я ещё долго старалась примириться с моими неудавшимися занятиями. Я была очень обижена на Анжелу Эдуардовну, но, вместе с тем, мне почему-то хотелось быть похожей на неё. Я играла с Пашей в "хореографию". И так же строго, как и Анжела Эдуардовна, отчитывала Пашу, когда он не мог поставить ноги во вторую позицию или красиво пройтись по комнате на носочках.
– Медведь и то лучше тебя бы это сделал!
– говорила я, подражая интонациям Анжелы Эдуардовны.
Паша в такие моменты, конечно, обижался, скрещивал руки на груди и надувал губы. Но на следующий день я снова уговаривала его поиграть в Анжелу Эдуардовну, и он снова соглашался.
Однажды мама вытирала пыль с книжного шкафа, а мы с Пашей в очередной раз играли в хореографию. Я, сделав строгий Анжелин Эдуардовнин голос, принялась отчитывать Пашу за неправильно поднятую ногу. Мама застыла с тряпкой в руках. А потом спрыгнула со стула, подошла ко мне, и крепко прижала к себе.
– Дашишькин, теперь я понимаю, почему ты не хотела ходить на хореографию! Анжела Эдуардовна была к тебе не справедлива!