Как мальчик Хюг сам построил радиостанцию
Шрифт:
Тот же принцип применен к приемному аппарату. В антенну принимающего аппарата помещается первичная обмотка трансформатора, а внизу катушка для настройки такая же, как в передающем аппарате. Вторичная обмотка трансформатора соединяется с маленьким конденсатором, а оттуда с кохерером и аппаратом Морзе, как и прежде. Цепи настраиваются одинаково друг с другом и с цепью посылающего аппарата.
Таким образом, конденсатор в посылающем аппарате сосредоточивает значительное количество энергии и с каждым разрядом передает ее передающей антенне, возбуждающей длинные колебания, очень медленно прекращающиеся, так что один ряд волн еще не замер, когда уже начинается другой. Так как они настроены одинаково, колебания происходят в промежутки, равные промежуткам колебаний цепи; это усиливает действие
Точно так же, если антенна приемного аппарата настроена одинаково с антенной передающего, она также будет испытывать возрастающее действие волн. Так как наименьшая частота колебаний радиоволн 6 тысяч в секунду, то эти 6 тысяч толчков, сделанные в надлежащие промежутки, уже через секунду окажут сильное действие. Таким образом, слабый толчок передающего аппарата сильно возрастет в приемнике, если только приемник одинаково с ним настроен.
В этом раннем, но знаменитом приборе, кохерер и пишущий аппарат Морзе работали прекрасно, но медленно и трудно регулировались. Маркони скоро оставил их и заменил своим магнитным детектором. Это было его собственное изобретение, а не изменение ранее изобретенных приборов. Он работал великолепно и им пользовались более десяти лет (особенно для портативных аппаратов в армии), так он был прочен и удобен. Детектор этот состоит из бесконечной движущейся ленты железной проволоки, медленно вращающейся на двух блоках, приводимых в движение часовым механизмом, и проходящей через две стеклянные трубочки с намотанной на них изолированной шелком проволокой. Одна из этих катушек соединена с телефонной трубкой, другая с верхней цепью. Вне трубок помещены два подковообразных постоянных магнита, которые намагничивают медленно движущуюся железную ленту. Таким образом, пока катушки на стеклянных трубках остаются в состоянии покоя, железная лента остается намагниченной, и по ней постоянно идет электрический ток.
Но в тот момент, когда в антенне начинают появляться электрические колебания, в катушке появляются переменные токи большой частоты и изменяют направление магнетизма в железной ленте. Следствием этого внезапного движения линий магнитной силы является возникновение индуктивного тока во второй катушке, соединенной с железной трубкой. От каждой искры передающего аппарата к приемному аппарату идет ряд волн; эти волны возбуждают ток во второй катушке и дают шум, слышный в телефон. Так как эти шумы следуют один за другим со скоростью нескольких сот или нескольких тысяч в секунду, они соединяются вместе и дают то, что ухо воспринимает как продолжительную музыкальную ноту. Таким образом, если ряд искр посылающего аппарата прерывается посредством ключа в соответствии с знаками азбуки Морзе, слушатель может воспринимать их по телефону как музыкальную ноту, разбитую на длинные и короткие звуки.
Приемник с детектором.
При помощи этого магнитного детектора Маркони осуществил свой 155-мильный рекорд с острова Уайт в Корнуэльс. Это был громадный шаг вперед, так как это давало возможность пользоваться телефоном для приема, а комбинация телефона и человеческого уха является очень чувствительным инструментом.
Достигнув таких результатов, Маркони стал работать над тем, что тогда казалось невозможным — беспроволочная передача телеграмм через Атлантический океан. Тут уже была недостаточна сила батарей и индукционных катушек, и Маркони пришлось отклониться от пути, указанного Герцем. Флеминг, впоследствии прославившийся как изобретатель термионического детектора (катодной лампы), стал главным инженером-конструктором Маркони, и радио вошло в новую стадию развития, требующую больших
Все эти ступени применения старого и изобретения нового, пройденные Маркони с необыкновенной быстротой — менее чем в 6 лет, Хюг повторил в шесть недель под руководством Бёка Торна.
Первая модель была почти закончена, когда знаток радио явился в Муравьиную долину. Хюг заметил, как многие мальчики, вероятно, что ничего нет легче, чем сделать простой аппарат, с помощью которого Маркони творил чудеса. Изумительно было, как мог молодой изобретатель достигнуть такими простыми средствами поразивших мир результатов.
К началу занятий в школе, Хюг под руководством Торна воздвиг в шалаше передающий аппарат такого типа, как тот, с помощью которого Маркони посылал телеграмму на сто миль. На школьном доме он также устроил мачту и заключенный в крепкий шкафчик приемный аппарат старого образца с грубым самодельным кохерером Бранли и аппаратом Морзе. Школа была всего в четырех милях от шалаша, так что посылать сигналы было легко.
Новый учитель, привыкший к всеобщему интересу, вызываемому всюду радио, был раньше удивлен, затем расстроен, и, наконец, возмущен безразличием детей. Одни считали радио трудным, другие боялись его, большинство же заявляло, что родители запретили им иметь дело с этими приборами.
Этого Бёк Торн вовсе не ожидал. Он думал, что его встретят, как благодетеля. Тогда он решил «почистить», как он выражался, долину в самый короткий срок. Если бы он встретил открытое сопротивление, он бы знал, что делать. Но тут он попал в совершенно чуждую ему среду. Ему до сих пор не приходилось сталкиваться с тупой инертностью людей, боявшихся каких бы то ни было перемен, и в то же время снедаемых гордостью. Население просто не хотело слушать, пришелец не мог произвести на них ни малейшего впечатления. Их косность и вялость делала их недоступными влиянию.
Вдобавок, как ни стыдно было Бёку Торну сознаться, в школе его работа шла хуже, чем у мисс Фергюсон. Меньше детей посещало школу, а немногие посещавшие не были особенно прилежны. Правда, с ним никто не решался шутить, но и сторонников у него не было.
Айртон сдержал слово, поддержал кандидатуру Торна, но продолжал держаться своей враждебной позиции по отношению к радио. Речи Тысячелетнего Джоэ также продолжали приносить плоды.
Уот Берк, большой сторонник Хюга, придя однажды в шалаш, где ему показали новую работу последнего, сказал учителю:
— Дело неладно, Бёк Торн. Эта работа может быть и первый сорт, но все это ни к чему не приведет. Я думал, когда вы приехали, что вы заберете в руки всю долину, и все станут сочувствовать радио, а вышло наоборот, настроение теперь хуже, чем было до вашего приезда.
Торн молча согласился: он сознавал, что Берк прав. Не слыша ответа, винокур продолжал:
— Вы извините меня, если я скажу, что вы не с того конца начали. У здешних жителей есть своя гордость, даже слишком много ее, и ваше намерение заставить всех плясать по вашей дудке никому не могло понравиться. Я не нападаю на вас, я на вашей стороне, но не надо обманываться. Может быть вы не виноваты — люди бывают разные. Вы не похожи на нас, или мы на вас — как хотите. Но у вас тяжелая рука, и вы слишком натянули поводья, а с некоторыми лошадьми надо обращаться осторожнее.
Я вот уж тридцать лет стараюсь ладить с завистливыми соседями и акцизными чиновниками. Я знаю здешний народ, и вижу беду, когда она приближается. И если не случится ничего, что бы говорило в вашу пользу, вас скоро выбьют из седла.
— Я несколько раз говорил тут о радио и его значении. Они не могут отговариваться незнанием. А выбить меня из седла — я бы хотел, чтобы они попробовали это сделать! Я бы им показал тогда!
— Говорить — ничего не стоит, — сказал Берк. — Половина не верит вам, другой половине вообще безразлично. Какое дело горцам до пользы, которую беспроволочный телеграф приносит судам, когда они никогда не видели ни моря, ни корабля? Какое дело им до аэропланов? Никто тут не собирается путешествовать по воздуху. Что же до Сахары и до Северного полюса, так вы с таким же успехом могли говорить о луне. Ну, а чтобы Муравьиная долина интересовалась развитием науки, я думаю, и вы не ожидаете.