Как мальчик Хюг сам построил радиостанцию

Ролт-Уилер Фрэнсис

Когда это было сделано, Хюг вернулся к изучению ранних радиоприборов и целые вечера проводил за изготовлением частей аппарата такого типа, как был первый аппарат Маркони. Он засиживался очень поздно, часто до утра. Так как мать его спала очень чутко и он будил ее, возвращаясь после полуночи, он стал ночевать в шалаше, как в тс время, когда у них жила мисс Фергюсон.

Два раза ночью, когда он уже лежал в постели, ему послышались какие-то подозрительные шорохи вблизи шалаша. Тогда он решил сделать себе микрофон, вроде тех, какие употреблялись

в окопах во время войны, чтобы слышать шаги приближающегося неприятеля, но отложил это до того времени, когда будет свободнее. Теперь он был слишком занят тем, чтобы пойти по следам предшественников Маркони — Онести, Бранли, Лоджа, Попова и Риги.

Однажды ночью, после того, как он долго сидел и напрягал свой мозг, стараясь осилить трудности, которые представляли различные системы обнаружения волн, усталый, Хюг бросился, не раздеваясь на постель. Во сне ему почудился легкий шум, но он не проснулся. Белки и крысы часто бегали вокруг шалаша, стоявшего между лесом и полуобработанным полем.

Внезапно им овладело какое-то полусознательное чувство опасности и он вскочил, не вполне проснувшись.

Шалаш был освещен каким-то тусклым светом, воздух был полон характерным запахом горящего керосина.

Тогда он с ужасом понял: шалаш горел, тусклый свет исходил от тлеющего леса. Одним прыжком мальчик подскочил к своей маленькой полке, схватил свои книги и сокровища, в том числе «Прадедушкину книгу», подбежал к двери и с силой схватился за ручку.

Дверь была заперта, Хюг выругал сам себя, откинул засов, повернул ключ и коленом толкнул дверь — она не открылась. С нетерпением и досадой Хюг изо всех сил ударил дверь, которая всегда легко открывалась. Но дверь даже не шевельнулась; он мог с тем же успехом колотить по стене.

В отчаянии, он бросился на дверь всем телом, сосредоточив весь удар в плече. Толчок отбросил его назад, дверь не шевельнулась.

На минуту им овладел ужас. Он хотел закричать. Но тут взгляд его упал на электрические приборы и вид их успокоил его. В течение четырех лет он научился спокойно мыслить. К нему вернулось присутствие духа. Он быстро взглянул кругом и увидел, что положение серьезно. Шалаш горел во многих местах, а дым, врывавшийся со стороны окна доказывал, что и снаружи он в огне.

Бежать было необходимо. Он снова изо всех сил толкнул дверь, но безуспешно. Тогда он стал осматривать ее, чтобы понять, в чем дело.

Тлеющий лес тускло освещал хижину, но Хюгу все-таки удалось увидеть в двери винт, прикреплявший ее к косяку.

Вчера этого винта не было.

Так вот почему дверь не открылась: она была забита. Он был заперт в горящей хижине. Но дверь не могла сама забиться. Кто-то умышленно сделал это, вероятно, перед тем, как поджег шалаш.

Хюг направился к окну, но мало верил в возможность воспользоваться им.

Вряд-ли враги его, забившие дверь, могли забыть про окно.

Как он и ожидал, ставни остались неподвижными и через щели Хюг увидел, что и они были забиты.

Бежать

было невозможно. Дверь и окно были забиты, стены сделаны из бревен в фут толщиной.

Может быть, можно потушить пожар? Хюг подошел к ручью и в первую минуту у него явилась надежда— в ручье была вода. Но почти в тот же миг он увидел в ручье ком земли, как видно брошенный туда через окно, который запрудил воду. Она переполнила ручей и начала разливаться по полу.

Но была-ли это вода? Она несла с собою огонь. Струи жидкости горели синим пламенем, воспламеняя на пути горючие предметы: они загорались желтым огнем и желтый дым подымался от них, издавая острый запах.

Это была не вода. В ручье был керосин, он продолжал прибывать.

Значит, кто-то стоял и наливал керосин в ручей.

Мороз пробежал по коже Хюга, когда он понял, что его хотели сжечь живым в шалаше.

Пожар.

Он боролся с желанием крикнуть — крики все равно не донеслись бы до дому, а доставить Айртонам — если это были они — удовольствие слышать его крики, он не хотел.

Он стал снова думать о спасении. Но как это сделать? Ни воды, ни песку. Пожар медленно разрастался.

Воздух проходил только через несколько щелей в потолке, так что пропитанные керосином доски тлели, а не пылали. В огне не были только тюфяк и рабочий стол. Хюг отодвинул их подальше от огня, и попытался потушить пожар своей курткой. Но она тоже пропиталась керосином и не только не задерживала, но еще больше распространяла пламя.

Жара становилась все сильнее, дышать делалось труднее.

Голова Хюга, казалась, готова была расколоться от боли, в легких кололо. Он продолжал бороться с пламенем, но с каждым моментом его энергия падала, а красное зарево все разрасталось. Бревна были обуглены во многих местах. Пол местами прогорел насквозь. Когда выпадет хоть одна доска, — доски пола были уложены на четырехдюймовых пластинах, лежавших на плоских камнях на уровне почвы, так что бежать этим путем было невозможно, — это даст доступ воздуху, все будет охвачено пламенем и тогда…

Больше всего Хюг страдал из-за того, что гибла его работа. Все машины, все приборы, все модели сгорят. Он думал о них больше, чем о себе.

От жары невозможно было дышать. Хюг чувствовал, что слабеет, но продолжал бороться. Движения его становились тяжелыми и неподвижными. Дым наполнял его легкие, отравляя кровь. Но вдруг он вспомнил слова отца.

— «Это при помощи такой трубки корабли могут давать тревожные сигналы», — и свой ответ:

— «Когда „Волтурно“ загорелся посреди Атлантического океана, такая катушка, как эта»…

Он подскочил к прибору Герца.

При ярком свете пламени он осмотрел соединения и увидел, что все в порядке.