Как мальчик Хюг сам построил радиостанцию
Шрифт:
Как ни был Айртон сердит, он видел, что незнакомец не бахвалится, а говорит искренно и серьезно. Он не мог отказать в уважении такому бесстрашному человеку, поэтому его тон был не так враждебен, как раньше, когда он спросил:
— Зачем вы ко мне пришли?
— Берли Сесиль направил меня. Он сказал, что все три ваших сына не стоят веревки, на которой их бы следовало повесить, но что вы порядочный человек.
— Ну, и что же?
— Я хочу очистить воздух в вашей долине. Если вы порядочный человек и хотите, чтобы все шло хорошо, вы поможете мне. А если нет, придется
— Вы самоуверенны!
— Да, очень.
Айртон задумался. Как ни враждебно он встретил Торна, он не мог не чувствовать правды в его словах.
— Если я скажу вам, что я не причастен к пожару!
— Я вам поверю, — сказал незнакомец.
— Я не люблю клясться, но даю честное слово.
— Этого достаточно. Вы не были на собрании, созванном Берком, где было решено построить для мальчика новую хижину?
— Нет, я все равно не пошел бы, потому что не верю в радио, а если бы и пошел, меня бы там плохо встретили.
— Вы не верите в радио! — воскликнул с презрением Торн. — Да вы слепы! Не верить в радио! Но вы видно не знаете, что такое радио и что оно сделало для мира!
Горец пожал плечами и это еще больше рассердило Торна.
— Не верить в радио! Раньше научились бы чему-нибудь, чем говорить!
Вы признаете, я думаю, что спасение жизни в морях не пустяк? Так вот, за последние десять лет благодаря беспроволочной передаче удалось спасти больше 15-ти тысяч человек. А спасение людей от смерти во время лесных пожаров стоит чего-нибудь? За последние пять лет два раза радио дало возможность спасти горящие деревни, раз в Мичигане, другой раз в Орегоне.
Вызвать врача к больному или раненому — это хорошее дело? Таких случаев я мог бы привести вам сотни — в море, в шахтах, в прериях, на маяках. А спасти аэроплан, затерявшийся в облаках? Во всех странах теперь радиостанции служат маяками для аэропланов.
Американский дирижабль «Shenandoah» мог вернуться в ангар во время страшной бури только благодаря данным ему с радиостанции сигналам, а когда погиб французский дирижабль «Dixniude», его радиоаппарат был испорчен, а то бы этого никогда не случилось.
А напоить умирающий от жажды караван — разве не долг милосердия?
Не раз, а десять раз французские радиостанции в Сахаре указывали путь к источнику научным и военным караванам.
А подать помощь и пищу исследователям крайнего севера — стоит или нет. Дважды это было сделано — раз в Америке, другой — в Норвегии.
Китоловные суда в Арктических морях все сообщаются по радио между собой и материком и так дают сведения о движении полярных льдов.
Вы не можете не признать, что каждый честный человек должен стремиться к тому, чтобы помощь оказывалась старикам, калекам, слепым, неизлечимо больным. Так вот, радио является помощью и утешением беспомощных в десятках и даже сотнях тысяч домов и учреждений. А вы не верите в радио!
Радио
Это задело самую чувствительную струнку Айртона. Он выступал против радио, считая, что оно унижает науку, так как служит орудием в руках бесчестных людей, фабрикантов приборов, а главное, что широковещательные станции удовлетворяют самым грубым и дешевым запросам. Он был слишком честен, чтобы не признать, что факты, приведенные Торном, произвели на него впечатление. Он видел, что был настолько слеп, что из-за худого не видел хорошего. Ему было ясно, что несколько таких речей Бека Торна, который говорил уверенно и авторитетно, совершенно изменят взгляд всех жителей долины на радио. Он решил поискать почву для компромисса.
— Так что же вы хотите все-таки? — спросил он.
Тот ответил вопросом.
— Вы школьный попечитель, не правда ли?
— Да.
— Так вот, пока я буду заниматься с мальчиком Сесилем устройством настоящей радиостанции — давно уже чувствуется необходимость в пункте связи на линии Вашингтон — Атланта, я бы хотел преподавать в школе.
— Вы… — Айртон был поражен, — в нашей школе?
— Да, в школе где занималась два года назад мисс Фергюсон. Видите, я кое-что знаю о ваших делах.
— А знаете ли вы сколько мы платим? — спросил горец, в надежде избавиться хоть этим путем от такого сильного противника.
— Я знаю вашу плату; нищенское жалование, невнимание и неблагодарность — вот ваше вознаграждение.
Айртон поморщился — этот человек умел говорить горькую правду в глаза.
— И вы все-таки хотите заниматься в школе?
— Да, повторяю, что приехал я не за этим. Радиостанция здесь в горах необходима, а раз мы нашли такой клад — способного юношу, заинтересованного в радио, мы уже воспользуемся и устроим хорошую станцию, которую поручим ему.
Но научиться работе с радио в несколько недель нельзя, во всяком случае — настоящей работе. А второго сорта нам не надо. Новички, которые думают, что все знают, опасны для радио. Они должны учиться или оставить это дело. Мне придется заниматься с Сесилем целую зиму, а то и больше. Зимой дети должны ходить в школу. Я и предлагаю заниматься с ними.
— Но…
— Я уже говорил вчера вечером с Уотом Берком. Он секретарь школьного совета, и обещал мне созвать заседание в субботу. Он предложит меня в учителя. Как вы отнесетесь к этому?
Айртон уклонился от ответа.
— Тысячелетний Джоэ будет против вас.
Торн нахмурился.
— Это я знаю. Тысячелетний Джоэ стар и у него странные взгляды. Он много лет прожил в одиночестве. Я не хочу быть с ним слишком резким. Он убедится в нашей правоте. Нельзя достигнуть всего сразу. Довольно будет, если начнут умные люди. Что вы будете делать — работать для блага общины или мешать?
— Если я буду голосовать за вас, люди подумают, что я сторонник радиостанции.
— Да, это ведь, собственно, так и есть.