Как найти любовь в книжном магазине

Генри Вероника

Он одарил ее очаровательной, по его мнению, улыбкой.

– Мм, – неопределенно произнесла Эмилия, не давая ему форы.

– Я лишь хочу, чтобы вы знали: то предложение, которое я сделал вашему отцу, действует и для вас. Если вы не знаете, как сейчас поступить.

– Видите ли, – ответила Эмилия, – я уже приняла решение. Я буду управлять магазином. И поверьте, никакие деньги не заставят меня передумать.

– Вы вряд ли получите лучшее предложение. Это здание мне просто необходимо.

Эмилия нахмурилась:

– Вы, кажется, не поняли. Я не собираюсь ничего продавать.

Ян самодовольно пожал

плечами, как бы говоря, что знает, к чему она в конце концов придет.

– Я лишь хочу, чтобы вы знали, что предложение все еще в силе. Возможно, вы перемените свое мнение, когда все утрясется. Конечно, это замечательно, что вы хотите продолжать дело отца, но если окажется, что это немного сложнее, чем вы предполагали… – Он развел руками.

– Спасибо, – сказала Эмилия. – Но тут вам, как говорится, нечего ловить.

Она была горда тем, что отстояла свою позицию. Отец недаром научил ее, что в жизни есть нечто большее, чем деньги.

В воздухе витал аромат богатства – аромат дорогого лосьона после бритья, приторный и назойливый. Внешне невозмутимый, Мендип протянул Эмилии визитку:

– Вы знаете, где меня найти. Звоните в любое время.

Она провожала его взглядом, пока он садился в машину. И закатила глаза, когда он рванул по главной улице.

Дэйв подскочил к ней:

– Он приходил из-за магазина?

– Угу, – кивнула Эмилия.

– Надеюсь, ты указала ему на дверь?

– Указала.

Дэйв величественно кивнул:

– Твой отец считал его полным придурком.

Дэйв, с его крашеными черными волосами, забранными в хвост, бледной кожей и многочисленными татуировками, был совсем не таким человеком, какого ожидаешь увидеть в книжном магазине. Эмилия знала о нем только то, что он до сих пор живет с мамой и у него есть игуана по имени Бильбо. Но его познания в литературе были энциклопедическими, и покупатели его обожали. Эмилия тоже почувствовала к нему прилив любви – за его преданность и доброту.

– Дэйв, я еще не знаю точно, что буду делать с магазином, понимаешь? Теперь все по-другому. Но ты не волнуйся. Я очень дорожу тобой. Для папы ты был одним из лучших людей в мире…

– Твой отец был легендой, – ответил Дэйв. – Это ты не волнуйся. Я все понимаю. Тебе тяжело.

Он положил руку ей на плечо. Его пальцы были унизаны перстнями с черепами.

Эмилия похлопала его по руке:

– Ну все. Сейчас я опять разрыдаюсь.

Она отошла к полкам, чтобы взять очередную порцию книг. Эмилия отчаянно надеялась, что все останется по-прежнему. Так, как было. Но оказалось, что все упирается в бумаги, завещание, счета. Она с упавшим сердцем начала просматривать документы и банковские выписки отца и потом просто отдала их Андреа. Она жалела, что не обсуждала с ним дела более детально, но, когда человек находится на смертном одре, последнее, о чем хочется говорить, – это сведение дебета с кредитом. А с этим как раз и были проблемы.

Не все так плохо, подумала Эмилия. У нее есть магазин, верный персонал, сотни книг и прекрасные покупатели. Она найдет способ удержать дело на плаву. Возможно, ей следовало приехать раньше, а не мотаться по миру в поисках себя. Ей ничего не нужно было искать. Все это было здесь, в «Найтингейл букс». Но Джулиус был непреклонен. Он практически вышвырнул ее из семейного гнезда, после

того как у нее случился неудачный роман с одним мужчиной из Оксфорда, чья бывшая жена оказалась не такой уж и бывшей, когда тот понял, во что ему обойдется развод. Эмилия не была виновата в том, что его брак рухнул, и считала, что достаточно скрашивает его существование, но, похоже, ему этого было недостаточно. Эмилия думала, что у нее разбито сердце. Джулиус тогда не позволил ей впасть в депрессию и купил на день рождения билет в кругосветное путешествие.

«Билет в один конец?» – пошутила она тогда.

Конечно, он был прав, заставив ее выйти из зоны комфорта, потому что Эмилия очень быстро поняла, что ее сердце вовсе не разбито, но для этого оказалось очень полезно уехать подальше от бывшего возлюбленного. И она увидела удивительные вещи, наблюдала за тем, как солнце встает и садится над сотней различных достопримечательностей. Она никогда не забудет то ощущение, которое возникло у нее на восемнадцатом этаже ее гонконгской квартиры с видом на гавань, – как будто ты находишься прямо в облаках.

И все же, несмотря на приключения и новых друзей, она знала, что до конца не свободна. Ее домом был и всегда будет Писбрук.

Раз в месяц Томазина Мэтьюс заходила в «Найтингейл букс» – это всегда было во вторник, ее единственный выходной день на неделе, – и присматривала себе новую кулинарную книгу. Так она делала себе подарок. Полки у нее дома были завалены книгами, но Томазина считала, что кулинарных книг никогда не бывает достаточно. Чтение было для нее способом расслабиться и отключиться от суеты, свернуться вечером калачиком в постели и полистать рецепты, узнавать о блюдах иных культур или поглощать аппетитные описания, сделанные известными шеф-поварами и любителями.

До недавнего времени она всегда беседовала в магазине с Джулиусом Найтингейлом, и он советовал ей авторов, которых она, скорее всего, сама бы и не заметила. Он тоже увлекался кухней, и время от времени она приносила ему что-нибудь из приготовленного: кусок паштета из дичи с крыжовенным соусом или пирог с абрикосами и миндальной прослойкой. Джулиус всегда был этому рад и давал объективную оценку ее изделиям, а Томазине нравилось, что он не боялся критиковать ее творения и предлагать новое. Она уважала его мнение. Без Джулиуса она никогда бы не открыла для себя Элис Уотерс или Клаудию Роден, во всяком случае не сразу; несомненно, в конце концов она бы добралась и до них.

«Дело не в картинках, – вполне серьезно сказал ей Джулиус. – Дело в описании рецепта. Великие кулинарные писатели обладают даром описать какое-либо блюдо так, что вы увидите его будто наяву, почувствуете его запах и вкус, и для этого вам не понадобится фотография».

Но Джулиуса больше не было. Томазина узнала о его смерти из газеты «Писбрук адвертайзер», которую выписывали у нее на работе. Она спряталась за газетой, и слезы потекли по ее щекам. Она не хотела, чтобы кто-нибудь видел, как она плачет. Все и так считали ее слишком ранимой. Томазина была застенчивым человеком. Она никогда не участвовала в разговорах и не ходила с коллегами на корпоративы. Она была самым настоящим интровертом. Ей хотелось бы, чтобы было по-другому, но она ничего не могла с собой поделать. Хотя и пыталась.