Как привыкнуть к Рождеству
Шрифт:
– Когда ты, Пашка, в институт поступать собираешься?
Племянник посмотрел на заговорившего с ним дядю и вдруг отчетливо увидел мелькнувшие в его глазах усталость и опасение... нет, боязнь быть непонятым. "Он ведь очень одинок", - мысль оказалась столь неожиданной, что Павел на миг растерялся и замешкался с ответом. Юрий Антонович, похоже, истолковал паузу по-своему и глянул на сестру.
– Или передумал быть архитектором?
– Не передумал, - ответил Павел.
– Хотя и тратить пять лет жизни малоэффективно особого желания не испытываю.
–
– оторопел Юрий Антонович.
– Для такого дела институт необходим.
– Есть еще неплохая штука под названием "самообразование". Самоучка Циолковский, например, создал основы целой науки.
– Ну, ты хватил, - хмыкнул дядя.
– То ж Циолковский!
– А это - я! Я, в отличие от Циолковского, имеющий полноценное школьное образование и отличный слух.
– Слух-то тут при чем?
– удивилась Илга Дайнисовна и тут же воскликнула: - Пролетишь ты, Пашка, со своим самообразованием - так и останешься ни на что не годным недоучкой!
Павел глянул на нее исподлобья, закурил и, выпустив первую, обильную струю дыма, с нескрываемым сарказмом поинтересовался:
– Тетя Илга, вы сами-то какой институт окончили? Хотя чего это я? Вы же не признаете всю эту книжную муру...
– не договорив, он махнул сигаретой и отвернулся.
Илга Дайнисовна держалась так, словно сказанное племянником адресовано вовсе не ей, а, скажем, марсианину Чпок-да'Тьфу. Юрий Антонович почувствовал себя неловко и даже нелепо: с одной стороны, следовало заступиться за жену, однако что-что, а про книжку сказано было верно...
– Ты, Павлик, на нас не смотри, - вмешалась Зинаида Антоновна.
– В наше время работы хватало даже тем, кто про букварь понятия не имел. А вот нынче без образования никак.
– Судя по Лощихиным, - Павел чуть скривился, - дело обстоит иначе.
Юрий Антонович посмотрел на смутившуюся сестру:
– Кто такие?
– В нашем подъезде живут, - ответил Павел за мать.
– Старший из братьев Лощихиных - потрясающе умный мужик. Школу окончил с серебряной медалью, играючи поступил в Тартуский университет и выучился на филолога.
– На кого?
– напряглась Илга Дайнисовна.
Павел кратко усмехнулся и пояснил:
– Стал специалистом по русскому языку.
– Тоже мне профессия!
Несколько секунд Павел с ироничной жалостью смотрел на тетку, покачал головой и продолжил:
– В самом деле вышло так, будто профессию Саня получил ни на что не годную. Первое время он искал себе место в каком-нибудь издательстве, но что с ними сталось, думаю, вы знаете...
– А что такое?
– поинтересовалась далекая от мира книг Илга Дайнисовна.
– Русских издательств в Эстонии почти не осталось, - едва сдерживая раздражение, объяснил ей супруг.
Павел с признательностью глянул на дядю.
– В местных русских газетах, если они не издохнут, просвет для нынешних двадцатипятилетних появится лет через десять. Пришлось Сане идти в учителя. Но два года мытарств дали понять, что даже мало-мальски сносную жизнь этим не обеспечить. К счастью, у него младший брат Леха - полный
– Шпана был, - протянула Зинаида Антоновна, - поискать таких!
– Так что б вы думали?
– Павел с усмешкой посмотрел на невозмутимую тетку.
– В один прекрасный день Леха вдруг заявил, что будет бизнесменом, невзирая на хохот окружающих, наскреб у знакомых денег, купил у оптовиков несколько ящиков баночного пива и стал им торговать. Прямо на улице.
– Тоже мне бизнес!
– с сарказмом воскликнула Илга Дайнисовна.
Павел энергично закивал.
– Все умники так и думали. А Леха за три-четыре месяца наторговал небольшой капиталец, купил себе ларек, потом еще один... Сейчас их у него целых шесть!
– Я, кстати, видела Лешку дня два назад возле одного из ларьков, вспомнила Зинаида Антоновна.
– Не узнала, пока не поздоровался; такой видный стал мужик! Машина у него какая-то дорогая...
– "Вольво" девяносто второго года, - сказал Павел и со странной тоской добавил: - Строит себе дом в Какумяэ.
Юрий Антонович непонимающе посмотрел на племянника.
– Каким же образом такое счастье старшего коснулось? В дело, что ли, вошел?
Павел мотнул головой.
– Была проба, но оказался умный Саня бездарным бизнесменом. Только он и так новой жизнью доволен: работает продавцом в одном из Лехиных ларьков, на халяву читает газеты и журналы и зарабатывает в два раза больше, чем недавно на педагогическом поприще.
Последнее словосочетание напомнило школьные годы, которые вспоминались, вообще-то, редко и без свойственной большинству выпускников ностальгии, Павел и советская школа друг друга крепко не любили.
Юноша упорно не желал вписываться в Систему и вызывал у учителей недоумение. "Такой способный, - говорила матери классная руководительница, а ведет себя..." - "Шалит?" - беспокоилась Зинаида Антоновна.
– "Да нет, наоборот - слишком пассивен: не принимает участия ни в самодеятельности, ни, что самое главное, в общественной работе. А в последнее время стал позволять себе очень скверные высказывания".
– "Матерился, что ли?" - "Этого еще не хватало!
– злилась учительница.
– Заявил на днях, будто на Западе рабочие живут лучше, чем у нас!" - "А-а, так это сестра моего бывшего мужа ему рассказывала. Она живет сейчас в Америке, клинику свою имеет..." - "И вы позволяете сыну общаться с изменницей Родины?!"
Павел, как один из лучших в классе учеников, должен был вступить в комсомол в числе первых. Однако от этой чести отказался, объяснив свое решение недостаточной зрелостью для столь ответственного шага. Гордые своей элитностью, назначенные в первенцы девчонки пожали плечами и покрутили пальцами у виска. "Классуха" учуяла в отказе антисоветчину, но промолчала. А в следующем учебном году у Павла вдруг заметно ухудшились оценки, и вот тогда она намекнула, что пора делать ответственный шаг: как бы не перезреть...