Как продать душу: Краткое руководство для светской львицы
Шрифт:
Шелби плотнее запахивает халат.
— Ви, не шути с этим.
— Шелби, лампу подняла я. Это элементарный трюк. И вообще, мне кажется, что твоя мадам Медиум — просто часть Программы.
— Фортуна, а не Медиум. И она не станет обманывать. Она просто заставляет нас увидеть то, на что мы сознательно закрываем глаза.
— И что конкретно она тебе сказала?
— Что я умру страшной смертью. Что судьба уже бросила шар и ничего нельзя сделать.
По квартире пробегает легкий ветерок. Я презираю опасность, но признаю: страшная смерть смешна только в том случае, если она не касается меня или, в качестве альтернативы, кого-нибудь из знакомых.
—
— Умру. Два раза я была на волосок от смерти. Сколько еще раз мне нужно посмотреть ей в лицо, чтобы ты мне поверила?
— Если ты сейчас же не сменишь тему, я сама тебя придушу. Поняла?
— Да, — цедит Шелби.
— Отлично. Изволь забрать свои прибамбасы из моей квартиры.
— Ви, это все твоя мама. Это не я. Я же не могу ей приказывать.
— Прибереги лапшу для кого-нибудь другого. А будешь упорствовать в своем шаманстве — потеряешь личного помощника. Я заставлю мамулю уволиться. А тебе известно, как она меня задолбала.
— Ви, мне нужна помощница.
— Еще бы. Но заруби себе на носу: моя мать — не дипломированный психотерапевт и даже не актриса в шоу, изображающая этого психотерапевта.
— Ви, успокойся. Мы с твоей матерью просто вместе прошли асентадос [40] , и я подумываю, как бы поставить дело на поток. Ну, у нас ведь остаются свечи, благовония, куриные головы…
— Ты же хотела продавать дамское белье!
Шелби передергивает плечами.
40
Инициация (исп.).Обряд, обязательный для сантерии — сплава верований африканцев племени йоруба и христианства. Сантерия возникла в Америке во времена рабства и довольно широко распространена в наши дни. Считается, что птица (чаще всего курица) способна впитать в себя все плохое как в человеке, так и в доме. После того как птица «сделала свое дело», ее приносят в жертву.
— Эта ниша занята. Я просто не смогу конкурировать с «Ла Перла» и другими монстрами. Зато благовония…
— Занимайся чем хочешь, только избавь мою гостиную от дохлой курицы.
— Ни за что! У тебя дома прорва злых духов.
И это говорит женщина, в квартире которой столько свечей, что даже у Супермена от страха случилось бы недержание.
Когда Шелби в таком состоянии, убеждать ее бесполезно. Что взять с буйнопомешанной? Мне хочется вернуть прежнюю Шелби, которую я знала и с таким удовольствием ненавидела.
— Ладно, хватит о грустном. Пойдем лучше в парк, подышим воздухом.
— Ты что, рехнулась? Да нас под первым же кустом убьют и фамилию не спросят.
— Не хочешь в парк — не надо. Давай прошвырнемся по магазинам. Завербуем пару-тройку душ или прикупим пару-тройку вечерних платьев — что раньше попадется.
Шелби оглядывается, замечает нескольких духов (на которых я упорно закрываю глаза) и изрекает:
— Мне сегодня лучше быть дома.
— Шел, если они решили тебя укокошить, они и в квартире найдут способ. Посмотри, сколько открытого огня — тебе чихнуть достаточно, чтобы весь дом сгорел к чертовой матери. Подумай, зачем ты продавала душу, раз не хочешь пожить на полную катушку?
Мои слова тонут в карканье Шелби. На секунду она впадает в транс, затем берет и зажигает сто первую свечу.
— Хорошо, идем. Я создала вокруг нас дополнительную защиту. Ее хватит на несколько часов.
Из квартиры мы выбираемся через полчаса (двадцать семь минут
Я немало слышала о преисподней. Там протыкают языки раскаленным шилом — отнюдь не для того, чтобы на этом комочке плоти перекатывалась жемчужина. Там заставляют купаться в крови. Изнеженная Ви предпочитает ванны с эфирными маслами. И в то же время я реально смотрю на вещи. У меня есть выбор: прожить жизнь так, чтобы было что вспомнить, или вернуться в Джерси в сопровождении жирной задницы и сидеть там, как жаба на болоте. В конце концов я всегда выбираю первое. Ад поджидает меня в любом случае — либо после смерти, либо до. Черт.
Мы делаем укладки в салоне «Элизабет Арден» и занимаемся шопингом, как проклятые. Потому что мы такие и есть.
Глава 18
Вы наверняка уже слышали о грандиозном празднике — из обычного благотворительного аукциона такой способна сделать только Ви, владелица лучшего бутика сумок в Нью-Йорке. Аукцион будет иметь место — в отеле Святой Регины и цель — облагодетельствовать заблудшие души обитательниц Общежития для обездоленных женщин Нижнего Манхэттена. Я тоже поприсутствую — может, и мне перепадет толика благодати.
Кстати о заблудших душах. От вашего внимания, мои дорогие, вряд ли укрылось массовое помешательство на религии. Взять хотя бы известного дизайнера по тканям, которая без сожаления искромсала всякие отношения с теми из друзей, которые не молятся трижды в день. А мистер Голливуд, в миру известный как Чарли Сандерсон, после многих лет верной службы уволил своего агента лишь за то, что он — католик. Вы не находите, что это очень познавательно — наблюдать за звездами, всю свою сознательную жизнь как черт ладана избегавшими любых намеков на религиозность, а теперь взявшимися проповедовать праведную жизнь? Как знать, может, такой сдвиг в общественном сознании произошел под влиянием бестселлера «Программа улучшения качества жизни: как остаться собой в этом безумном, безумном, безумном мире».
У меня абстинентный синдром на Натаниэля. Муки невыносимые; перебрав в памяти все места, где его можно увидеть, я останавливаюсь на Центральном парке. Подорвавшись в шесть утра, я имею удовольствие наблюдать бегунов во всей их первозданной красе. Сколько поэзии в игре мускулов, в сосредоточенности потных лиц! Я просто оживаю. Что, повелись? Слава Ви — Властительнице дум! Вообще-то я не собираюсь разговаривать с Натаниэлем. Я просто хочу на него посмотреть.
На мне бриджи, майка и солнечные очки, волосы я заколола и спрятала под бейсболкой — в лучших традициях янки. Более надежной маскировки не придумаешь: всем моим знакомым известно — я никогда не опущусь до бейсболки.
На аллее появляется загорелый кентавр. Сердце замирает, я боюсь вздохнуть. Увы, кентавр — всего лишь поп-звезда. За ним трусит рок-певец Говард Стерн со своей белокурой стервозой. Бегунов много, все они хорошо сложены и облагорожены пластической хирургией, но Натаниэля среди них нет. Я уже собираюсь уходить, когда на горизонте возникает знакомая фигура. Пробегая буквально в метре, Натаниэль не узнает меня. Мне хочется окликнуть его, однако я вовремя передумываю. Я просто хочу навсегда запомнить этот миг. Ноги мои сами пускаются трусцой, и скоро я присоединяюсь к веренице бегунов.