Как пройти в Ётунхейм?
Шрифт:
– Хочешь, объясню?- Ран выглядела спокойней, чем когда-либо. Не дождавшись ответа, она продолжила.
– Те, кто был там, посягнули на чужое, на очень много чужого добра, причем думали, что делают лучшее на свете дело. Ты был в числе них, но что-то случилось, верно? Ты просто хотел вернуться, а не жить на то, что приволокли твои товарищи, и…
– Они виноваты не в этом. Они сбежали из Святой земли как трусы! За это они и умерли, они не довели дело до конца! А ты… И ты тоже - вы просто помогли этому свершимся, сами того не понимая. И, к тому же, какое право ТЫ имеешь на это золото?
– Я
Николаус зло посмотрел на нее, но не смог долго выдержать ее взгляда и отвел глаза. Наконец, он сказал:
– Я был хуже. Намного хуже, и наверное поэтому меня преследуете вы. Вы ведь мое наказание, верно?
– его голов вмиг стал даже немного жалобным.
– И чем же хуже?
– тихонько спросил Эрнст, не думая, правда, что получит ответ. Николаус вздохнул, и начал рассказывать свою историю.
***
– Я отправился в Святую землю не один - с отцом и старшими братьями. Мы - все пятеро, включая меня - верили, что останемся живы, мы ведь идем против тех, кто несут зло всем христианам, верили, что, хоть и будет нелегко, справимся со всем. А если нам будет ниспослана смерть, то следует принять ее, как и все остальное. Сейчас они все до сих пор там, думаю, живы, а я… Я из-за своего проклятого любопытства теперь здесь, хоть и обещал, почти клялся, что пока Иерусалим не будет освобождён, ноги моей на родине не будет.
Был у нас рыцарь, Рудольф фон Траубкорн, все звали его Рудольф-не-найду-дорогу из-за того, что поначалу отстал ото всех, и только потом нас выискал, но был и еще один человек, гораздо больше достойный такого прозвища - его оруженосец Нильс. Когда мы вновь увидели его, он стал будто вовсе другим - задумчивым, очень задумчивым. Настолько, что даже начал думать над каждым приказом: стоит ли его выполнять? Что-то он видел такое, но нам не говорил. Только болтал о славе самой по себе, и это тоже было странно. Однажды нам не удалось проучить турок, многие погибли, погиб и бедолага Нильс. Отец Себастьян, один из многих бывших с нами служителей Господа, потом признался, что за день до этого Нильс все спрашивал, как пишется то, как пишется се, и потом просил прочитать, если что-то с ним случится, записку. Отец Себастьян тут же прочел, как получил, и хотел было наложить на Нильса епитимью, но не успел. Так мы все и услышали, что такого написал бедняга.
– Ну и что написал?
– сказали почти одновременно Эрнст и Локи, только Локи был искренне заинтересован, а Эрнст чуть не прошептал это побледневшими губами.
– Написал, что если что-то с ним произойдет, то винить в этом стоит тех, кто он, Нильс, так и не узнал. Все понимает лишь один человек, но эта… непристойная женщина (хоть я уверен, что он написал другое слово, так что отец Себастьян был в ярости) так далеко, что её не спросишь. А ведь она что-то должна знать, раз болтает о шуме кошачьих шагов, корнях гор, женских бородах и предсказывает, что из этого будет, а что нет, как будто бы знает, о чем говорит. Не думаю я, что она сумасшедшая, что ни говори. И… Написал, что она говорила, что следует драться каждый день, чтобы еще драться каждый день.
Эрнст
– Хорошо же, но на его месте я бы не слушал незнакомцев. Может, подумаем, что дальше делать?
III
Мидгард, 20** год
Мария все еще смотрела на страничку вакансии на горящем в темноте комнаты мониторе.
«Требуется личный секретарь для исключительно бумажной работы. Предоставляется место жительства»
Далее перечислялись немногочисленные условия работы, размер жалования и другие, уже малоподозрительные, особенности. «Выйти на работу» значило «не переезжать далеко», и это ее радовало. Вакансия была странная, но посмотрев на адрес, Мария поняла, что к психопатам точно не попадет: она знала соседей этого человека. А если ее попытаются обмануть, то пусть только попробуют… Думала над этим она уже достаточно, и пора было принимать решение: сходить все-таки следует. Девушка выключила ноутбук и подошла к окну. В такое время ей обычно, что называется, лезли в голову самые разные воспоминания. На этот раз ей представился тот единственный раз, когда она все-таки сходила в гости к Вольфу, а не он к ней. Совершенно сумбурный был тогда вечер: кажется, ни с кем за один раз столько не происходит.
***
– А это что?
– самое последнее, что Мария ожидала увидеть у Вольфа, несмотря на всю его любовь к древностям, был настоящий меч. Либо очень хорошая копия какого-нибудь настоящего, такого, который был изготовлен еще до нашей эры, либо явно необычный (такой-то чистый и все-таки острый), чуть не волшебный.
– Это? Это подарили когда-то давно. Не такой уж он не старый, ну да это очевидно.
– Но все равно красивый очень, - кивнула автоматически Мария.
– Хороший человек подарил, наверное…
– С чего ты взяла? Я бы сказал, что мы с ним не так уж и хорошо общаемся, причем давно. Слушай, а что это за индивид, на какого-нибудь Беовульфа с картинки еще похож, с которым ты болтала?
– Этот? Это Ди. Друг, ну, или приятель был - учились вместе всё время, пока не окончили университет.
– Ди - это …- протянул Вольф, подталкивая Марию ответить.
– Ди - это Дитрих. Причем родился он не где-нибудь, а в Берне. Как он бесился, когда узнал, почему именно я его «героем» называла! Особенно когда он трусил перед экзаменами, а то он думал, что за этим совсем ничего не стоит, кроме сарказма.
– Почему в бешенстве? Приравнял к обзывательству, будто дураком назвали?
– Нет. Ты не удивляйся, он на самом деле думает, что это все от бесов, раз языческое. Потом решил, что я совсем сумасшедший адепт асатру вкупе с ванатру и еще много чего такого же… А! И локеанство еще!
– Тут она заметила, что Вольф усмехнулся.- Преступление не забыть. Так и поссорились. А потом и помирились, но только наполовину. Как-то так!
– Ого, - реакция Вольфа была немногословной. Дальше он говорил будто про себя.
– М-да… Дитрих Бернский, полигон «Вальхалла», казарма номер пять…