Как пройти в Ётунхейм?
Шрифт:
Николаус посмотрел в бездонные синие глаза собеседницы, стараясь увидеть там хоть каплю чистой насмешки над ним (наверняка те двое «разведчиков» с ней сговорились), но у него не вышло: серьезней взгляда он не встречал. Всё это начинало потихоньку выводить его из себя, но, с другой стороны, хорошенькая незнакомка, дающая ему совет, когда все идет настолько никуда, казалась сюрпризом довольно приятным. Да что там хорошенькая - теперь она казалась ему красивой, как черт знает что.
– Долго будешь смотреть? Иди куда хочешь, без тебя не пропадут.
Николаус странно глянул на женщину,
– Недолго, - наконец, выдавил он, - пойду. К оружейнику, то есть.
– Не пойдешь, - тут голос женщины стал немного встревоженным.
– Гляди… За тобой, между прочим.
– Николаус не стал даже сопротивляться, когда его потянули за собой за угол.
– Ну и где ты его видел?
– послышался знакомый, кажется, Николаусу голос.
– Здесь стоял. С девчонкой какой, не разу ее не видел.
Неважно, поймут ли его когда-нибудь свои, неважно, что скажут ему мать и сестры, когда увидят его здесь, пусть даже он и будет прощен (в чем он очень сильно сомневался), он не должен показываться никому на глаза. Либо он каким-то чудом успевает вернуться в ближайшие месяцы туда, откуда сбежал, либо он исчезает для тех, кого знал, навсегда. Все это пронеслось в голове у парня чуть меньше, чем за полминуты, и все волшебство, которым он был, кажется, окутан, все это время, тут же будто совершенно спало. Из пучины страха его отчасти вытянул минут пять как знакомый голос:
– Не хочешь подслушать еще? Посмотрел бы хоть, когда повернут сюда, если повернут. Вот же…
Шаги приближались, и единственное, что понял Николаус, это то, что бежать нельзя, так вернее заметят. Хотя какая может быть разница, если… И тут напротив его глаз возникают ее - синие, непроницаемые, на плечи легли ее ладони. Парень оказался вдвойне обездвижен, но на этот раз понял, что почему-то вовсе не боится чуть не ничего на свете. Разве только того, что может быть в следующую секунду, да и то не так, как боялся быть пойманным еще секунду назад, а иначе. Над ухом слышен полушепот-полушипение:
– Главное, не сопротивляйся. Остальное - вовсе не твоя забота.
Запах березовой пыльцы, которой в это время года неоткуда взяться, и ромашек, которых здесь и близко нет, приближается, хотя, кажется, куда уж ближе, и Николаус не чувствует уже почти ничего, ничего не видит, кажется, ничего не помнит. Пара секунд, и он вновь может дышать относительно свежим воздухом безо всяких неизвестно откуда взявшихся запахов. Вокруг нет никого, а в руке этот чертов меч - меньше и легче, чем многие другие.
***
– Это все чудесно, но его разве не могут продолжить искать?
– Ран пошла за ним. Если кто-то дерзнет подойти к нему, когда рядом будет Ран… Не завидую этому человеку, словом!
И почему он так быстро успокаивается? Глупо сомневаться в том, что это все из-за того, что эти доводы предоставил именно
– Ты сказал, что… - Эрнст хотел сказать: «Ты сказал, что доволен мной», но не успел.
– Отойди от него, ведьма! Тогда пометила, потом взяла, думаешь, мы не знаем…
Оба обернулись и замерли: Эрнст если не от страха, то от осознания собственной неготовности, а Локи… Локи будто желал испепелить женщину, выпалившую все это загадочным образом и радостным, и полным ненависти тоном, взглядом, ставшим во мановение ока каким-то диким, даже змеиным.
– Не слышишь, чертовка?!
– женщина, продолжила свою безумную на первый взгляд речь.
– Отойди от него и сгинь, слышишь?
– она чуть за крестом не потянулась, но это действие оказалось бессмысленным: Локи, повернулся, с полсекунды подержал Эрнста за руку отпустив, пусть и нарочито медленно, но пошел (пошла?) прочь.
Эрнст стоял, теперь уж вовсе понятия не имея, что делать, что предпринять? Страшно было двинуться с места, обратиться к старушке, но еще страшнее - признаться себе, что узнал в ней собственную тетку, а главное - признаться себе, что она, кажется, сошла с ума. От каких-либо действий его, впрочем, освободили слова:
– Она… Ничего тебе не сделала? Ты долго с ней был?
Не «Поверить не могу, что это ты!», не непрекращающаяся брань (а именно то, что он ожидал услышать больше всего), а «Ты долго с ней был?». Прийти в себя у Эрнста от этого, конечно, не вышло. Наконец, он нашел силы ответить:
– Я… я слишком виноват перед тобой, тетушка, чтобы ты встречала меня такими вопросами, будто беспокоишься обо мне. Беспокоишься зря, - это вырвалось у Эрнста как-то само собой, быстро, как будто заученно. Он сам не узнал свой голос - настолько он на самом деле не отдавал отчета тому, что говорит.
– Не зря, Эрнст. Она ведь действительно ведьма, раз снова здесь и ничуть не изменилась…
Эрнста всегда учили - та же тетка, например, что ведьмы - древние старухи, Живущие на окраинах городов и деревень. А если и не древние старухи, то просто косые, кривые, хромые, с заметными родинками, или же они горбятся или что-то еще с ними не так, что-то мешает им быть если не красавицами, то хотя бы симпатичными. Почему его тетка считает Локи в женском обличии ведьмой, если сама убеждена, насколько парень понимал, в обратном - в том, что такие ведьмами не бывают. Видимо, молчаливое удивление Эрнста от женщины не ускользнуло: она окинула парня таким взглядом, будто он еще мал, чтобы что-либо знать, и она его жалеет и понимает. Сказала же она другое:
– Пойдем… к нам.
Эрнст молча последовал за ней - туда, вдето когда-то жил и не представлял, что что-то может быть иначе. Что там - он тогда даже не представлял, что когда-то покинет этот дом сначала чтобы идти в учение, а потом и вовсе почти бесповоротно прописаться в другом мире. Почему-то теперь он волновался, что Локи снова вернется очень нескоро, хоть умом и понимал, что этого быть не может, если Николауса, Николауса, черт возьми (или все-таки Йольский Кот?) бросать не хотят.
***