Как разрушить мою подростковую жизнь

Элькелес Симона

Он стоял у парадной моего дома, даже не осознавая, что выглядит как настоящая модель Abercrombie. Эйви. Он наблюдает за мной, Нейтаном и его рукой, обнимающей меня. Я все еще в шоке, поэтому не могу спросить Эйви, как он сюда попал, почему здесь и надолго ли останется, но самое главное - по-прежнему ли я нужна ему .

– Эйви, - тихо сказала я, когда мы приблизились к нему. Клянусь, я все еще была в шоке, когда спросила: - Что ты здесь делаешь?

– Кто этот парень?
– спросил он в ответ.

Глава 17

Если

Бог сотворил мир за шесть дней (Книга Бытия, 2:2), то и я смогу найти смысл моей за семь дней.

Я стряхнула руку Нейтана. Он отпустил мои плечи, но остался стоять рядом со мной. Чего ждет Нейтан? Официального представления? Я не была готова к этому даже тогда, когда заговорила:

– Эйви, это Нейтан. Нейтан, это мой... это Эйви.

Для Эйви было важно, чтобы мы не наклеивали друг на друга ярлыки "парень" и "девушка", ведь следующие три года он будет служить в армии Израиля. Но как бы сильно мой разум не соглашался с этим, мое сердце не могло успокоиться. Поэтому я всем говорила, что он мой не-парень. Пусть они сами решают, что это значит.

Я посмотрела на Эйви. Его поза была жесткой, а челюсть сжатой. Он всегда был скрытным и непреклонным, и сейчас я чувствую, как он воздвигает между нами плотные невидимые стены, готовясь закрыться от меня. А ведь он провел со мной менее двух минут.

И это разозлило меня больше всего, ведь именно он настоял на том, чтобы мы не признавали официально наши отношения. Я же наоборот хотела этого.

Эйви протянул руку Нейтану, чтобы пожать ее. Они такие разные. Эйви выглядел как настоящая модель, Нейтан же типичный "Американский мальчик по соседству" (которому необходимо сменить имидж). Они крепко пожали друг другу руки.

– Я взял отпуск, - сказал Эйви.
– На неделю. Сюрприз, сюрприз.

На неделю. У нас с ним есть неделя. С одной стороны у меня от радости закружилась голова, ведь я смогу провести с ним целых семь дней, но с другой стороны я сердилась на него, потому что все это похоже на плохую шутку. Как только я готова начать двигаться вперед, появляется он и вновь и все запутывает.

Нейтан все еще стоял рядом со мной и смотрел на меня своими глупыми зелеными глазами.

– Увидимся позже, Эми, - сказав это, он открыл дверь нашего дома.

Он не назвал меня Барби. Почему эти мысли крутятся в моей голове?!

– У тебя нет чемодана?

– Я оставил свою сумку внутри у охранника, - он засунул руки в карманы и посмотрел куда-то вдаль.
– Это была плохая идея, Эми. Я думал... черт, не важно, что я думал. У меня есть друг в Северо-Западном университете, я могу остановиться у него.

Порыв Чикагского ветра пронесся по улице, и я содрогнулась до костей.

– Ты не должен был делать мне сюрприз. Я ненавижу сюрпризы. Хотя я должна была рассказать тебе об этом давным-давно. И теперь, когда ты это узнал это, не поступай так больше.

Эйви приподнял бровь.

– Я сказал твоему отцу, - его мягкий голос напоминал мне горячий шоколад.

–

Отлично. Мой папа знает о моем пар... о тебе больше, чем я.

Сейчас все обретало смысл. Вот почему папа спрашивал, что я чувству к Эйви, когда нам делали маникюр.

– Я думал, что ты хотела, чтобы я приехал.

– Я хотела, Эйви.

Эйви быстро остановился. По всей видимости он мне не поверил.

Вот сейчас действительно неловко: мы не прикоснулись друг к другу, не обнялись, даже не посмотрели друг на друга. Я могу до посинения повторять, как скучала по нему, хотя я и так уже посинела, потому что моя задница отмерзла на такой холодрыге.

– Поговорим в квартире, хорошо?

Он кивнул и последовал за мной. Когда мы вошли, портье отдал Эйви его большую сумку цвета хакки.

В лифте Эйви смотрел строго перед собой, а я стояла позади него. Не могу поверить, что он здесь, в Америке, в Чикаго, в моем лифте!

В моей голове столько вопросов крутиться, но самый главный - почему он здесь? Я думала, он будет на службе до февраля.

Смотря на него, я удивлялась, как за несколько месяцев он изменился. Ух, сейчас он выше и сильней, чем прошлым летом. Очевидно, он много тренируется. Клянусь, его осанка стала более гордой, а взгляд решительней, чего я совсем не помнила. Грубая самоуверенность.

Будущий командир.

От него исходила энергия дикого зверя, словно в лифте он страдает клаустрофобией.

Дверь лифта открылась, и я направилась к своей квартире. Мутт встретил нас громким "Арг!", а его хвост так энергично вилял, и я подумала, что вот-вот и он отвалится, если он еще начнет еще больше радоваться.

Глаза Эйви широко распахнулись.

– Он gadol... большой, - сказал он на иврите, а потом на английском, нагнувшись, чтобы погладить Мутта. Когда Мутт потянулся к его промежности, он спокойно и уверенно сказал: - Умри.

– Не красиво так говорить моей собаке.

Возможно, Эйви не такой, как я думала. Сказать моей собаке "умри" совсем не круто.

Эйви поднялся во весь рост.

– "Умри" на иврите значит "остановись", Эми. Тоже самое, что и "Достаточно, я не хочу, чтобы твой нос тыкался в мои яйца". Так лучше?

О нет. Дела идут не очень хорошо.

– Да, - застенчиво сказал я.
– Все хорошо.

Мутт начал царапать дверь и тянуть поводок. Я бы хотела, чтобы Мутт немного подождал, но когда нужно идти, то ничего не попишешь и не важно, человек ты или животное.

– Мне нужно выйти с ним на улицу, или он напрудит прямо на полу.

Эйви опустил сумку на пол и сказал:

– Я пойду с тобой.

Проблема в том, что нам нужно честно и откровенно поговорить (и это уж точно не случится в парке для собак). Я не хочу, чтобы Эйви еще сильней отдалялся от меня.

– Не нужно. Я отойду всего на минутку. В смысле, Мутту нужна всего лишь минута. Подожди здесь, ладно?

Он кивнул.

– Хорошо.

Я поспешно пристегнула поводок к ошейнику Мутта. В лифте Мутт смотрел на меня выразительными щенячьими глазками, и иногда мне кажется, что под белой шерсткой скрывается человеческая душа.