Как рушатся замки
Шрифт:
Пахло дымом. Откуда-то доносилась вонь горелой плоти, которую после лагерей он ни с чем бы не спутал. К трескотне под черепной коробкой добавился желчный привкус тошноты.
«Элерт!»
Его точно поразило молнией. Сердце зачастило – единственный звук, прорывавшийся через оглушение, – и на короткий пугающий миг захлестнула паника. Он попробовал пошевелиться, приподняться – и тело неохотно подчинилось, чтобы в ту же секунду быть опрокинутым навзничь пинком в грудину.
Азеф захрипел. Рука зашарила в поиске пистоля. Убийца навалился на него сверху. Остриё кинжала поймало свет от ламп и стремительно метнулось к трахее.
Он перехватил клинок каким-то чудом. Неудачная
Захрустело стекло. Золотистые линии на чёрной маске засветились, и убийца, отвлечённый чем-то перед ним, ослабил хватку. Лезвие вошло в пол; мужчина, прижав голень противника бедром, ухватил за запястье левой кистью и, нажимая на локоть правой ладонью, скинул его вбок. Убийца вывернулся, ударил в челюсть, заставив отшатнуться, и внезапно с пронзительным воем вцепился в задымившуюся личину. Она плавилась, под ней плавилось лицо.
Вопли агонии не затихали, пока не переросли в сипение.
Азеф застыл, не отрываясь от зрелища обугливающегося заживо человека. Под слоями тканей проступили глазные яблоки, за мышцами показались стремительно чернеющие кости, вязкая субстанция – остатки маски – капала на одежду, прожигая её. Смрад стоял невыносимый.
Как такое вообще возможно?
Убийца прекратил дёргаться. Из разинутого рта вывалился обгоревший язык.
— Вот же срань…
— Не говори. Полный п…
Элерт не опустился перед трупом – упал, содрогаясь от кашля. Из носа закапала кровь.
— Твою мать, Эрт!
Мужчина подполз к нему, не обращая внимания на шум в дверях: в кабинет набивались переполошенные взрывом люди. Развернул к себе: пузырилась алая слюна, зубы красные, царапина на виске – чего мелочиться: весь кровью залит, но живой, дышит – и на том спасибо.
— Мать мою попрошу не трогать.
Азеф нервно усмехнулся, утерев рукавом его запачканный подбородок.
— Что с тем?
— Вон он, – кивком указал друг.
На пороге валялась изломанная вывернутая масса. Особо любопытных и неподготовленных рвало; солдаты-старики, навидавшиеся всякого, и те шокированно отступали.
Он не мог угодить в эпицентр действия бомбы, потому что стоял слишком близко к выходу. И всё же то, что с ним произошло, походило на последствия детонации взрывчатки на террористах-смертниках.
Его разорвало взрывом.
Комментарий к Глава 18. Гореть, но не сжигать
Я: глава будет о политике, но добавим ей и милоты
Мозг: а давай кого-нибудь взорвем
Я: …
Я: вообще-то хорошая идея
========== Глава 19. Заблудшая барашка ==========
Комментарий к Глава 19. Заблудшая барашка
Глава 13 “О ком забыли, кого искали” была содержательно отредактирована. Крайне рекомендую её перечитать (в частности – момент разговора Лис и Сонхи), чтобы в дальнейшем не возникало путаницы.
Не удивляйтесь изменению рейтинга. Кто следит за группой, знают, что в скором времени появятся пикантные сцены. Но в основном рейтинг относится к дальнейшим эпизодам с описаниями насилия. Их всяко больше.
Для Матушки Мэм не существовало секретов.
Она крутилась в бизнесе лет так сорок и могла смело зваться самой престарелой главой мафии на юге страны. В прошлом столетии какой-то модный учёный по фамилии Шрусбери предложил использовать термин «естественный отбор» для описания процесса борьбы и выживания особей, которые наиболее приспособлены к тем или иным условиям среды. Чего у природы не отнять, так это кровожадности: профессиональные убийцы нервно курили в сторонке, глядя на то, в каких объёмах она вершила свой самосуд. «Эти мне нравятся, а этих разрешаю сожрать», – постановляла она,
Этот Шрусбери, очевидно, в теории вёл речь о животных, птицах и ещё, может быть, о растениях, но приложить то же самое к людям у него не повернулся бы язык: его мигом бы укоротили уязвлённые аристократы. Очень зря. Люди – такие же звери: грызутся за кусок хлеба помягче, отвоевывают приглянувшиеся им территории у соседей, меняют спасовавшего лидера на «свеженького». Потому-то Матушка Мэм продержалась дольше коллег по цеху. Пока они с остервенением резали друг друга на ленточки, разводя на улицах кровавые фейерверки, она благодушно принимала всех, кто спасался от их безумства, тихо вела дела и до поры до времени не отказывалась делиться. Когда силёнок маловато, дешевле изобразить смирение, чем отскребать кишки от мостовой. Зато потом она сладко наблюдала, как падают люди, наступавшие ей каблуком на горло, и без зазрения совести прибирала к рукам теневую половину столицы. Кантон за кантоном.
В этой страшной женщине уживались властолюбие, терпеливость и жестокость. Она умела быть снисходительной, когда того требовали обстоятельства; не гнушалась заляпать кровью дорогие наряды и лично понаблюдать за карой для провинившихся и неугодных, попивая в процессе отменное вино – лучшее из всего, что привозили в порты Тэмпля. К ней приходили на поклон, будто к королеве; у неё просили помощи, если официальные власти поворачивались известным местом; её уважали и ненавидели, но ни у кого из потенциальных конкурентов не набиралось достаточно смелости, чтобы пойти войной на Матушку Мэм.
Лис не знала её другой: в детских воспоминаниях отпечаталась статная фигура, строгий взгляд бесцветных глаз, высокая прическа и идеальная осанка (девочкой она считала, что ради такой надо проглотить шест). При их первой встрече, когда Лис, избитая и запыхавшаяся, свалилась с крыши на Малси, перепугав его, а после оказалась насильно притащена «на ковёр», Матушке Мэм приближался четвёртый десяток. Сидя за столом в апартаментах гостиницы – роскошных по меркам сопливой шестилетки, привыкшей к небогатому убранству хижины лесника, – она напоминала некрасивое, но грозное божество язычников: того и гляди запустит по негоднице молнией, чего та совсем-совсем не боялась. Всё-таки молнии – её стихия. Однако женщина почему-то нашла девочку способной. Хотя почему это – «почему-то»? Не каждый день кто-то синющий от ушибов и еле живой от усталости незаметно пробирается мимо наёмника да, кроме прочего, внезапным появлением пугает его чуть ли не до мокрых штанов.
Предложила уехать с ней, и Лис не стала упрямиться. Её ничто не держало в глухомани между морем и лесом, где время застыло лет тридцать назад и, в принципе, не происходило ничего интересного. Один визит императора со сворой придворных в счёт не шёл.
И вот, повзрослев, девушка иногда жалела, что не осталась в дрэговом захолустье, не выскочила замуж за какого-нибудь пекаря и не нянчила его детей. Стабиль-ность! Стаби-и-ильность, видите ли! Ей не пришлось бы замирать под дверью кабинета работодательницы, чтобы сформулировать мало-мальски пригодную речь в оправдание. «Ой, Матушка, вы не представляете, что со мной приключилось!», «Я тут угодила в Сатгрот на днях. Возможно, вы в курсе…», «Я выкрала принцессу из-под носа Азефа Росса, представляете?», «Смахивайте пыль с контракта – я нашла принцессу Эйвилин Арвель! Да-да, настоящую».