Как рушатся замки
Шрифт:
Слева от него расположился мужчина суровой наружности по фамилии Райнер. Тоже высокий, крупный по телосложению он сильнее товарищей смахивал на бандита, промышляющего крупными грабежами и ради забавы устраивающего перестрелки. Его переносицу и глаз пересекал шрам, из-за чего веко не поднималось полностью. Речь Росса он сопровождал кивками; когда слово дали ему, ограничился уверениями, что вскоре армия раздавит промонархически настроенные формирования, и последние противники республики попадут под военный суд. Поразительно отталкивающий тип.
— Помнишь, пять месяцев назад… – обратился к
— Ага, – подтвердил тот, не дослушав. – Вот судьба у человека! Петлю прямо тут надевали, а нынче где его палачи? Все в могиле!
Заинтересовавшись их разговором, Эйвилин отвлеклась от происходящего на сцене. Первый молодой человек продолжал:
— Да-да! Ему священник говорит: «Исповедуйся, на Божий суд отправляешься!» – а он: «У меня язык отсохнет грехи перечислять», – и ка-а-ак ухмыльнётся. Худющий ещё, израненный, ноги еле держат. Я думал, церковник с порожков от страха укатится.
Юноши посмеялись. Имени они не назвали – да принцессе оно ни к чему. Их по-детски восторженные взгляды остановились на нём. Петлю? Исповедоваться? Она не понимала. Незадолго до революции Элерт вернулся с войны. После ареста его любовницы отец отослал его на север – разбираться со слухами о залёгших в местных лесах анархистах. Он не мог находиться в Тэмпле. Что за бред?
«Тебя обманули… Об-ма-ну-ли, глу-у-упенькая принце-е-есса!», – захихикала Тьма. Её дымные щупальца обвили шею и сдавили, однако до того, как девушка что-либо предприняла, «удавка» ослабла.
Одновременно установилась гробовая тишина. Нахмурившись, Эйвилин уставилась на канцлеров и, увидев, как они опускаются на колени перед сборищем, поражённо замерла.
Балкон Парящего Двора. Тысячи людей – под их ногами, у их ног. Император делает шаг, к нему присоединяются жена и дочь – и подданные, эта серая масса одинаковых лиц, склоняются перед ними.
— Клянёмся…
— Верно служить народам Сорнийской Республики…
Неправильно.
— Клянёмся…
— Строго следовать Легате…
Правители – на коленях?
— Клянёмся…
— Уважать и охранять права и свободы граждан…
Суть власти – подчинение большинства меньшинству. Но кланялись они, а не наоборот.
— Клянёмся…
— Добросовестно выполнять возложенные на нас народами Сорнии высокие обязанности канцлеров…
— Клянёмся!
Крики, вой, овации – на площади вмиг развернулась буря. Противостоя неугомонной сжимающейся к подмосткам толпе, Эйвилин прорывалась в обратном направлении.
Она лишняя в этом абсурде.
И он – лишний.
========== Глава 22. Вальс со смертью ==========
Эйвилин проследовала за ним до беседки – пёстрая волна гуляк, затянувшая у ворот, сама донесла её до парка. Стоял весёлый галдёж: люди болтали, пили и смеялись. Над их головами висели бумажные фонарики, которые меняли цвет с одного на другой, и флажки. На лужайках установили небольшие палатки с едой: слышался сладкий аромат жжёного сахара. Музыка не находила покоя: она то текла плавно, будто подталкивая парочки на робкие поцелуи, то ударяла по барабанным перепонкам бодрым темпом – снова вспыхивал смех, молодёжь втягивалась в беззаботный танец.
Скоротечный вечер сменился ночью, и в её чернильной завесе – там,
Кто бы ни написал для неё записку, он не обманул. «Э. К., Парк Основателей, 19 часов», – гласило послание, на которое она слепо положилась. Сомнения отпадают невольно, когда тебя сопровождает чрезмерное везение: сначала Малси с бомбами, затем проститутка с её снотворным и подставной вигиль, пропустивший их с Сонхи через оцепление. Только волшебник выбивался из логики событий, но его возникновение в целом объяснялось стохастическим поведением.
Из этой искусственной удачи вырисовывалось два вывода. Первый – кому-то очень нужно при помощи неё избавиться от Элерта. Второй – ему же, таинственному пособнику, хотелось устранить и саму исполнительницу: невозможно уцелеть в эпицентре взрыва, нельзя, если уж чудом выжила, скрыться из кишащего солдатами места. Такой расклад вполне устраивал. Мероприятие ведь задумывалось как её роскошные похороны. Закулисный игрок сорвал куш: раскусив его ходы, она не сопротивлялась. Можно сказать, их замыслы совпали.
Подле новоявленного канцлера, заложив руки за спину, хромал Вильм Берг. Горечь уже не помещалась в сердце. Мужчина с юности дружил с отцом, стал генералом армии, а потом, после нескольких тяжёлых ранений и невозможности продолжать боевую службу, занял должность военного советника; отец ценил его опыт, полагался на мнение и питал ту глубокую товарищескую привязанность, которая обыкновенно появляется после долгих-долгих лет близкого знакомства. Поговаривали, что однажды их отношения чуть не закончились трагедией: Берг безответно любил предыдущую жену императора, Иветт Лотер, сошедшую с ума и скончавшуюся в монастыре за семь лет до рождения Эйвилин. В отличие от отца, не питавшего чувств к покойнице, военный советник смиряться с потерей отказывался: ему мерещился заговор, а, не раскрыв его, он взялся за стакан. В нормальное состояние его привела война на востоке совместно с перспективой лишиться головы за непродуманные действия войск. Император умел образумить в свойственной ему свирепой манере, да и Берг слыл человеком твёрдых порядков: долг перед короной при любых обстоятельствах пересилил бы горе. Однако разлука с любимой, пусть никогда не его, заметно переменила мужчину: он ожесточился, скрепил душу льдом, прекратил посещать развлекательные приёмы.
Одно время плыли слухи, что он завёл любовницу где-то в Шарно – городе на границе Сорнии и Сутена, куда зачастил с визитами. Потому, когда ко Двору прибился Элерт – «бесцветный сиротка», как его ядовито окрестило окружение венценосной семьи из-за наложенного на него заклятия «тумана», и военный советник, тот ещё сноб, беспрекословно взял мальчика на поруки, сплетен поприбавилось. Он научил его обращаться с оружием. Он внушил тонкости существования во дворце. Он привёл его к императору – смышлёного юнца с пробирающим до мурашек взглядом и недетской готовностью замараться в чужих грехах.