Как сделать Россию нормальной страной

Малый Матвей

2. Так как положение людей с течением времени меняется, сравнение имеет смысл только когда мы рассматриваем какой-то определенный момент и жизнь как бы остановлена. В эту секунду у тебя 20 рублей, а у меня 5. Мы можем зафиксировать этот момент и сделать вывод, что «у тебя больше», но это сравнение имеет смысл только в данный момент: вчера у меня было 3005 рублей, да я купил телевизор. Итак, для того, чтобы сравнивать положение двух людей, нужно зафиксировать момент, то есть остановить время. Мы должны договориться, что существует только та секунда, когда мы производим сравнение. Для того чтобы остановить время, надо просто заявить, что будущее непременно будет светлым, а прошлое … ну, оно было революционным, то есть превратить в некую картинку прошлое и будущее, убить их.

3. Остановка времени означает, что человек, использующий такой метод сравнения, не может адекватно воспринимать реалии, которые развиваются и меняются. Но живой человек может

как изменяться сам, так и менять свою ситуацию. Как же это воспринимать? Единственный способ — это запретить или предотвратить изменения, представить человека, да и любой другой объект, обладающий свойством изменяться, как неживой. Есть несколько способов достичь этого. Если человека убить, количество рублей, которыми он располагает, уже больше не изменится. Другой способ — это заменить всю многообразность человеческих характеров и ситуаций несмываемым и неизменным ярлыком, таким, например, как «кулак». Заметим, что кулак остается кулаком даже когда у него отнят тот признак, который сделал его кулаком — его хозяйство. То есть, та секунда когда он хозяйство имел и оказалась для него моментом остановки времени.

4. Для того, чтобы провести сравнение, человеку уже не нужна память, однако он должен быть членом группы, положение всех членов которой в данную секунду было бы известно. Возможность самовольно изменять собственную ситуацию должны быть членам группы запрещены.

5. Внимание каждого члена группы направлено не на себя, а на других. Время остановилось, никто не помнит своего прошлого и не может контролировать будущее. Человек не видит собственной ситуации, не может обдумать и улучшить ее. Вместо этого он может изменить ситуацию окружающих, хорошо видную и понятную ему. Изменяя ее в худшую сторону, он может добиться иллюзии улучшения собственной ситуации. Например, стояли двое на бережку, один столкнул другого в воду и думает: «Раньше я просто стоял на бережку, а теперь еще и не тону».

6. Для того, чтобы сравнение имело смысл, члены группы должны иметь возможность изменять ситуацию каждого. А это означает, что каждый член группы должен лишиться всех средств защиты от влияния группы на него. Однако потеря средств самозащиты уже не воспринимается человеком как потеря, потому что собственная ситуация ему безразлична и себя он видит лишь глазами других. Единственное, что член группы может сделать, это спросить у группы, как она расценивает его в данную секунду, то есть каков его сегодняшний ярлык. Ярлык для члена группы очень важен: это, его ниживое «лицо», то, чем его считают. Член группы может активно работать для получения положительного ярлыка, и главное здесь — это слиться воедино с желаниями группы и обеспечить их неукоснительное исполнение. Работа над собой, в результате которой член группы уничтожает в себе те качества, которые мешали бы ему подчиниться воле группы, называется выработкой социальной морали.

7. Для того, чтобы функционировать в таких условиях, нужно разработать совершенно особый язык, язык, который позволяет мгновенно распространить какую-то одну идею (обычно принимающую форму лозунга) среди всех членов коллектива. В этом случае мы имеем дело не с языком, который меняется и развивается, а с языком фиксированных картинок, известных как лозунги или клише. Картинки остаются неизменными, пока коллектив не сменит одну картинку на другую. Приведем пример. Слово «еврей» вызывает различные чувства, эмоции и ассоциации. Можно говорить о евреях в историческом плане, в религиозном, в культурном, можно также вспомнить тех евреев, которых ты знал. Мы видим, что это слово многопланово и неоднозначно, за ним скрывается целый мир. Теперь возьмем другое слово, которое в принципе описывает то же самое, что слово «еврей», — слово «жид». Может ли один жид быть лучше, добрее, интереснее другого жида? Конечно, нет. Тут ни о какой многоплановости речь не идет. Для того чтобы выразить все, что означает слово «еврей», нужны многотомные труды, но слово «жид» полностью выражает все то, что нужно знать о евреях, а также и то, как с ними нужно поступать. Жид — это еврей, потерявший все свои персональные и временные характеристики, но приобретший ярлык, в данном случае ярлык ненависти. Жид предстает только как обезличенный объект уничтожения. Сравним, например, фразы «Что ты собираешься делать завтра?» и «Наша цель — коммунизм». Тема у этих фраз одна — будущее. Но на первый вопрос может быть множество различных ответов, каждый из них персональный, живой, человеческий, и напрямую связанный со временем. Вторая фраза — заявление о том, что у миллионов людей вдруг появилась одна единственная, но никому не понятная цель. Зачем жить, если твоей целью вдруг стало то, до чего ты не доживешь и чего ты не понимаешь? Зачем иметь память, зачем следить за временем если будущее уже определено? Это ли не смерть?

8. О развитии индивидуальной морали здесь не может быть и речи: взгляд направлен от себя, а время остановлено. Вместо индивидуальной морали развивается

совершенно другая мораль, социальная. Если индивидуальная мораль неизбежно приводит к выводу, что убивать человека плохо, то сторонники социальной морали могут обвинить члена расстрельной команды в том, что он плохо стреляет, поскольку такая неряшливая работа создает больше работы для других членов взвода расстрельщиков. Мы видим, что группа людей, объединенных сравнительной социальной моралью, — это не просто несколько человек, оказавшихся вместе, а совершенно особое сообщество людей, которое называется коллектив. Главное усилие коллектива направлено на то, чтобы каждый его член уничтожил в себе персональную мораль и принял мораль социальную, выработанную коллективом, как свою собственную. Таким образом, член коллектива теряет собственную свободу и может существовать только как часть коллектива. Усилия каждого теперь направлены на то, чтобы усилить свою связь с другими членами коллектива, а значит, реально минимизировать свою свободу. Следовательно, желание иметь личную свободу тоже уменьшается.

9. В своих попытках описать то, что является живым или относится к духовной сфере, язык, разработанный в рамках этого метода, использует материалистические, «неживые» термины. Но как бы ни казался этот язык материалистическим, на самом деле он является абсолютно мистическим. Такие слова, как «коммунизм» или «жид», в действительности имеют лишь мистический смысл. Для антисемитов, картавый жид был уже изгнан и почти придушен, как вдруг им оказался даже Ельцин, сибиряк с раскосыми глазами, так что насмарку пошла вся борьба. Мистическая сущность этого языка становится понятна как только мы осознаем, что лозунги рождает не человек, а коллектив, то есть, социальное образование, состоящее одновременно из всех и из никого и этим весьма напоминающий некое божество. В искусстве этот язык называет себя материалистическим и реалистическим. Однако, во время голода появляются колхозные нивы, полные зерна, и мы видим высокого, красивого Сталина и доброго, веселого Ленина — совсем не реалистическое отображение реальности. Главным свойством такого языка является желание остановить время, поэтому он неотвратимо влечет человека к поклонению смерти, вселяет желание превратить все то, что живет, изменяется и развивается в неодушевленный объект. Тут опять вспоминается Мертвый Вечно Живой. Так отказ от себя, нежелание контролировать собственную жизнь и выработать собственную картину мира приводит к своему неизбежному результату — смерти, возможной даже и в условьях продолжения физического существования.

10. Член коллектива безоговорочно подчиняется мнению коллектива. Так каждый член коллектива становится безымянной и взаимозаменяемой его частью. Личность пропадает, а взамен на социальной арене появляется другое действующее лицо — коллектив, социальный организм со своими законами, алгоритмом поведения и целями. Быть чем-то отличным от других считается аморальным. Внутри коллектива происходит процесс постоянного сравнения. Каждый член коллектива, не имея возможности заглянуть в себя, пытается, всматриваясь в лица других, выясняснить, не видят ли они в нем чего-то уникального, что необходимо как можно скорей уничтожить в себе. Постоянно работая над уничтожением собственной индивидуальности, член коллектива совершает некое ритуальное самоубийство. У него уже нет души, а значит, он — неодушевленный.

11. Член коллектива понимает, что он ничего не определяет, что все точно так же произойдет и без него. Если наперед известно, что голосование будет единогласным, в зале можно и не находиться. Теперь любое обвинение, выдвинутое коллективом, эквивалентно признанию тебя виновным: действительно, не выделив человека из толпы, обвинить его невозможно, а если коллектив все-таки сумел указать на определенного человека — это значит, что он чем-то отличен от других, а посему виновен. Сталинские суды или суды красных кхмеров никогда никого не освобождали, а наказания были самые жестокие: ведь теперь ничто не мешает коллективу убить какого-то из своих членов, так как он тут же может быть заменен другим, абсолютно таким же. Человек исчезает, остается одно, совершенно особое действующее лицо — коллектив.

12. Вместо чувства персональной ответственности за свои поступки член коллектива несет ответственность только за то, чтобы мгновенно и без колебаний подчиниться мнению коллектива. Персональная ответственность заменяется социальной ответственностью, то есть ответом на вопрос «Насколько быстро и безоговорочно данный член коллектива подчинился исходящему от коллектива приказу?» Теперь главной движущей силой является идеология коллектива, которая определяет поведение любого его члена во всех социально значимых аспектах. В обмен на повиновение, член коллектива навсегда освобождается от персональной ответственности за свои поступки, а с тем и за свои личные неудачи и поражения, получая право заявлять, что причина его личных бед и поражений находится вне его.