Как сломать себе жизнь
Шрифт:
В сентябре я с радостью вернулась в школу, где вышла на сцену во время церемонии награждения и получила сертификат о занесении моего имени в список отличников в предыдущем семестре.
– Потрясающе! – сказал заместитель директора, энергично пожимая мне руку.
– Мне срочно нужен риталин! – Я всегда звонила только маме, не отцу, соблюдая осторожность, со своего нового платного телефона в общежитии. – Я вышла из строя! Пожалуйста!
– Кейтлин, – говорила мама, – папа больше не хочет выписывать тебе рецепт. Найди психиатра в Гротоне.
– Найду,
– Вряд ли он согласится, – возражала она.
– НУ ПОЖАЛУЙСТА! – пугалась я. – Мне очень надо! Оценки снова ухудшились!
Мама вздыхала.
И посылки FedEx продолжали приходить – месяц за месяцем. Конверты всегда подписывала мама; папино имя стояло на маленьких оранжевых пузырьках внутри.
Я обожала комнату, которая досталась мне в одиннадцатом классе. Угловая одноместная, она находилась в общежитии под названием «Доктор Грин», с множеством окон и в окружении деревьев. Как здорово было жить одной! Не надо выключать свет и ложиться спать вместе со всеми. Я принимала очередную таблетку и до поздней ночи сосредоточенно делала уроки, исправляя и перепечатывая набело задания по математике. Ветви деревьев стучали по оконному стеклу, нагоняя на меня страх; рядом обитала какая-то дурацкая сова, которая так громко ухала по ночам, что я каждый раз чуть не падала со стула. (Стимуляторы, знаете ли, слегка… расшатывают нервы. Особенно в три часа ночи.)
А еще у меня появилась новая лучшая подруга – прямо в соседней комнате. Грета Т. из Гамбурга. У нее были русые волосы, светлые серо-голубые кошачьи глаза, огромные сиськи и тонкая талия. Она красилась дымчатосерыми тенями и душилась Versace Blue Jeans, чтобы отбить запах сигарет Camel Lights, которые она украдкой курила по всему кампусу, как самая крутая.
– Я из Европы, – говорила она, пожимая плечами, когда учитель улавливал исходивший от нее табачный запах.
Что за девчонка! Самые наглые красавцы-качки из школьной спортивной команды лишь глупо таращились на нее, а она едва знала их по именам. Ей нравилась хаус-музыка. Каждый вечер, покончив с домашкой, она врубала «Music Sounds Better with You» и «Horny», и мы танцевали под них в ее комнате.
Она была первой настоящей тусовщицей, с которой я познакомилась. А еще Грета Т. была инсулинозависимым диабетиком – зловещее сочетание, если вообще допустимое. Просто катастрофа! Напиваясь, диабетик каждый раз рискует впасть в кому; и все же Грета Т. каждые выходные зависала в клубах, накачиваясь тамошним приторным пойлом. Жесть. В воскресенье вечером я снова видела ее в общаге – бледная как смерть, она валялась в постели с перекошенным лицом.
– Как я устала, Кэти, – вздыхала Грета, инсулиновым шприцем делая инъекцию себе в живот. Вот чертова шалава! Я ее просто обожала.
Я начала кататься в Бостон с Гретой Т. и нашими соучениками-иностранцами – из Саудовской Аравии, Южной Америки. В кампусе они считались
Я была в полном порядке, когда мы вывалились из клуба и набились в такси. Но тут…
– Буэээ… – Меня рвало в окно. – БУЭЭЭЭ…
– Эй! – возмутился таксист.
– Кэти! – заорала Грета со своим немецким акцентом. – Прекращай!
Наконец мы добрались до здания в Бикон-Хилле, где богатый катарский одиннадцатиклассник из нашей школы снимал квартиру. Мы очутились в огромном вестибюле со сверкающим белым полом.
– БУЭЭЭ… – не столько сказала, сколько изрыгнула я, как только мы вошли. По всему мрамору! Грета Т. притащила меня в комнату с огромной кроватью. Я рухнула на нее, раскинув ноги.
– Оставайся тут, – сказала Грета Т. Она была не в восторге.
Я проснулась от того, что кто-то наглаживал мне бедра и живот под майкой. Это был круглолицый бразилец-одиннадцатиклассник из моей школы (назовем его Плейбоем) – он уже успел вытащить член.
– Я хочу быть с тобой, – бормотал он. – Пожалуйста…
– Не-ет… – простонала я.
Но он не собирался уходить, продолжая тискать и мять меня.
– Переста-ань, – твердила я.
А потом опять отключилась. Когда я открыла глаза в следующий раз, Плейбой нежно целовал меня в лоб, как диснеевский принц.
– Ты слишком больна, – прошептал Прекрасный принц. Да неужели? Потом он застегнул молнию на ширинке.
– Спасибо, – пролепетала я совершенно искренне. Я действительно была благодарна, что он оставил меня в покое.
На следующие выходные я поехала с Алистером в Нью-Йорк. До чего же круто было гулять по Манхэттену с этим красавчиком в джинсах Diesel и с сумкой North Face на поясе. В принадлежавшем его семье пентхаусе в Саттон-Плейс я впервые попробовала кокаин. Алистер обожал Дэвида Боуи – и из стереомагнитолы неслась его песня «Fame». Я вышла на балкон и любовалась огнями вечернего города. До чего же все это… стимулировало – город, музыка, секс… и стимуляторы.
Папочка в две секунды выдернул бы меня из моей расчудесной школы-пансиона, знай он, что на выходных я предоставлена сама себе. Академия Лоуренса полностью полагалась на проверенные временем «увольнительные», распечатанные под копирку в трех экземплярах. Надо было просто вписать туда имя и телефонный номер «друга», а потом в пятницу после обеда найти куратора и сунуть ему на подпись. (Я всегда отлавливала кураторшу в холле учебного корпуса между занятиями, чтобы ей было некогда вникать). После этого вешаешь подписанную «увольнительную» на дверь своей комнаты в общаге – и дело в шляпе! Плюхайся рядом с друзьями на заднее сиденье взятого напрокат седана и мчись в Бостон.