Как становятся предателями
Шрифт:
Также приходилось подробно рассказывать «полевым антропологам», сиречь разведчикам, про ситуацию на нашем острове, да вспоминать, кого из местных и в каких целях они могут использовать. Можно, конечно, упрекнуть меня в очередном предательстве. Но я уже решил для себя: чем быстрее и безболезненнее икарийцы «переварят» Дарингу, превратив её в подобие Гигурута или берегов Культурного залива, всего восемьдесят
Наверное, всё же выдаваемая мной информация какую-то ценность представляла, коль руководство Института, дабы иметь всегда меня под рукой, предпочло оформить «оператором роботизированной уборки территории», как здесь именовались дворники. Работа в обычные дни не сильно напряжная: следи себе за ползающими по газонам и дорожкам «черепахами»; если какая-нибудь начинает тормозить или двигаться необычно, проверяй; меняй и заряжай аккумуляторы да отправляй в ремонт забарахливших. Ну и собирай совсем уж крупные ветки или листья, с которым роботы не справятся.
По большому счёту, надзирал я за работой обычных пылесосов, правда, огромных самоходных и способных всосать без особых проблем мусор размером с кулак. По словам попавших сюда после меня, на Земле такие штуки тоже появились: только, обычно использовались дома, а не на улице, да и размером поменьше были.
Весьма забавно: первая запись у меня в трудовой книжке, ещё в студенчестве, довольно заковыристая, и которую я так и не запомнил полностью, тоже означала по-простому «дворник». А написано же было «рабочий по обслуживанию чего-то там». Только орудовать приходилось метлой, лопатой, а зимой ещё и «долбилкой», представляющей собой приваренный к железной трубе топор, да и платили сущие копейки – я потому и свалил с такой «непыльной» работёнки, получив первую получку в сто пять тысяч «деревянных».[1]
Здесь же настоящий рай: «вкалывают роботы, а не человек», а продуктов и всевозможных «ништяков» в «центрах распределения»,
Местный «адаптационный инспектор», приставленный ко мне в рамках «особого отношения», пробовал попервости наставлять меня на путь истинный – в икарийском понимании. Дескать, определяя и заявляя свои потребности, человек, таким образом, участвует в управлении производством и, в конечном счёте, обществом. Может, оно, конечно, и так. Но, видимо, староват я уже «учиться коммунистическому мышлению». Так что всё оставалось по-прежнему. Еду, одежду и туалетную бумагу с мылом я выбирал из «самотёка», благо и там выбор вполне сносный, а остальное особо было не нужно: мебель и бытовая техника в выделенном мне жилье остались от прежнего обитателя, «персональный коммуникатор», сочетающий в себе радиотелефон, терминал Инфосети, а также кучу мелочей, вроде будильника, калькулятора и, хрен знает, ещё чего, выдали за казённый или, как говорят здесь, общественный, счёт.
Обратной стороной моего равнодушия к материальным благам оказалось, что рабочая неделя у меня не превышает двадцати часов. Причём больше половины этого времени приходилось на «труд ради общественных нужд»: этакий аналог земных налогов, из которых финансируются медицина, образование, пенсии с больничными и всякие вещи вроде городского благоустройства. Ну и хорошо – больше часов могу посвящать общению с сотрудниками института, выпытывающими всё новые подробности о Пеу и Внутриморье.
КОНЕЦ
[1] Речь идёт о «неденоминированных» рублях середины 90-х годов. После 97-го года тысячи превратились в рубли