Как становятся предателями
Шрифт:
Диктуя текст, неожиданно подумал, что нахожусь всего в нескольких километрах от места, где я провёл свои первые годы в этом мире. И где до сих пор живёт немало знакомых, в том числе и Алка-Алиу. Странно, перед походом на восток я про неё вспоминал, а в Бонко только сейчас вдруг первая здешняя моя подруга на ум пришла. Мысль навестить поселение и отыскать Алку сразу же отметаю: незачем встречаться с теми, в ком видишь живых людей, а не цифры статистики народонаселения. Так спокойней будет.
Разведчики вернулись под вечер. Как и говорили обитатели Бон-Хо, «двадцать девятый» обнаружился в десятке километров отсюда к западу – в той самой оставленной обитателями бонкийской деревне.
И что мне с этим уродом теперь делать? В спокойной обстановке, не задумываясь, приказал бы Варукапи схватить и самого Раноре, и всех с ним ушедших – с последующим судом. Казнить, может быть, не казнил бы, но лет пять по пояс в бунсанской грязи им обеспечил бы точно – благо мелиоративных и дорожно-строительных работ в тех краях и на наших с Рами детей хватит. Но в нынешнем бардаке попробуй, арестуй. Так что придётся, за невозможностью пресечь, возглавлять процесс.
Особого смысла оставаться посреди бонкийских деревень не было, потому на коротком военном совете решили двигаться «в холмы», на соединение с «двадцать девятым». Батальон, за исключением разведчиков, как раз отдохнул, и готов маршировать дальше. А здесь нам делать нечего. Впрочем, что делать после соединения с цабом Торукапи, тоже ещё следует подумать. Дареои с ганеоями пока что «разбрелись по разным углам ринга», а как с ними поступать в дальнейшем, предстоит поломать голову. По-хорошему бы переселить одно из племён подальше от другого, чтобы соблазнов мстить враг врагу не было. Но сначала следует разобраться с моим главным телохранителем – чего это он вздумал «мутить».
Смотрю на Раноре задумчиво: надо же, недооценивал я его, оказывается. Всё в качестве верного пса, готового выполнить команду «фас», воспринимал. Которого, конечно, нужно хорошо кормить и лелеять, но который больше ни на что не годен. А начальник моей личной охраны, ни много, ни мало, имел собственный взгляд на будущее если не всего Пеу, то покинутых давненько родных краёв, точно.
«Значит, ты говоришь от имени всех суне Нижнего Бонко?» – уточняю – «И суне теперь просят Солнцеликую и Духами Хранимую типулу-таками Раминаганиву не только взять их под свою руку в качестве её личных ганеоев, но и позволить народу суне образовать свою собственную страну, отдельную от бонко?»
– Да, так и есть, Сонаваралингатаки – пожимает плечами Раноре – Но не только Нижнего, но и Верхнего Бонко.
– И как проводить рубежи между землями суне и бонко? – задаю почти риторический вопрос – Учитывая, что селения двух племён расположены чересполосно? Или вам холмы, им берега реки?
– Мы согласны на размен: Хау-По и всё, что выше по течению, будет принадлежать суне, а ниже бонко.
Ни хрена себе, заявочки….
– Нет – отвечаю – Хау-По, Мака-Купо и Такаму с прочими подвластными Панхи селениями составят владения восточных «пану макаки». И на этих землях могут селиться и бонко, и суне. Всё что к северу, составить новую страну Суне. А юг будет Бонко.
– Мы подумаем – говорит Раноре, переглянувшись с сунийскими старейшинами, присутствующими при разговоре.
– Это последнее моё слово – говорю.
Ага, думать они будут. Скажите спасибо, что и в тех границах, которые сейчас предлагаю, получите собственное княжество.
– Сонаваралингатаки – обращается ко мне один из них – Народ суне хочет, чтобы таки новой страны стал Раноре, сын Тагу.
– Я доведу до ушей Солнцеликой и Духами
– И суне из Берегового Сонава тоже должны быть личными ганеоями типулу-таками – добавляет мой бывший главный телохранитель.
– Нет – вновь приходится говорить неприятное собеседнику – Суне Берегового Сонава останутся данниками сонаев.
Не хватало ещё проблем с моими как бы соплеменниками: до жителей двух деревень на побережье дела никакого нет, но через них недовольство действиями Сонаваралинги-таки может распространиться и на тех, кто обитает у озера Со. А горцев, как одну из опор власти, не следует против себя настраивать.
Через минуту добавляю: «Те из сунийцев, которые будут жить на землях своей страны и во владениях восточных «пану макаки», станут личными ганеоями дома Пилапи. А те, кто не покинет Бонко и Береговой Сонав, останутся обычными гане, платящими дань своим даре». Это я прямо сейчас придумал, чтобы жизнь Раноре и тем, кто его поддерживает, мёдом не казалась. А то слишком жирно им: и смена социального статуса, и получение собственного административно-территориального образования сразу.
Итак. Что имеем…. Семь сотен убитых с обеих сторон. Тринадцать брошенных обитателями деревень. Из них пять разорены и сожжены полностью. Больше пяти тысяч пиу не убранных из-за беспорядков полей. И, скорее всего, часть оставшихся в земле корнеплодов пропадёт. Голода, благодарение духам-покровителям, вроде бы не предвидится: урожай нынче неплохой, а суне и бонко, бежавшие друг от друга, в массе своей обменялись недвижимым имуществом, в том числе и участками с невыкопанными баки с коем. Всего же покинули свои дома почти пятнадцать тысяч человек.
Пока я разбирался с Раноре на юге, вспыхнуло на севере: три роты двадцать четвёртого батальона, разбросанные по Мака-Купо, Хау-По и Такаму, пытались при помощи оставшихся местных «макак» и дружинников Панхи помешать взаимной резне, но единственное, чего удалось, так это свести к минимуму нападения гане и даре друг на друга в узкой полосе от столицы Бонко до восточной границы страны. Варукапи со своими гвардейцами и одной ротой из цаба Торукапи пришлось в спешном порядке совершать бросок обратно. Ну а я с оставшимися бойцами «двадцать девятого» оставался «в холмах», дабы на и юге «дружба народов» снова не перешла в горячую фазу.
В итоге успокоились обе стороны конфликта только когда все суне бежали «вверх», а бонко – «вниз». Вопреки первоначальному плану, из Хау-По все «низшие» ушли, равно как и из владений Панхи. По факту только вокруг Мака-Купо оставалось смешанное население. В общем, «хотели как лучше, получилось как всегда».
И держался последние дни хрупкий мир исключительно за счёт того, что на линии разделения между племенами стояло целых четыре батальона, и военные хватали всех взрослых мужчин, появлявшихся в запретной пятикилометровой полосе. С теми, кто сопротивлялся, не церемонились, зверски избивая, нескольких, особенно буйных или пытавшихся бежать – пристрелили. Задержанных прямо на месте приговаривали к двум годам «улагу», отрабатывать которые им приходилось тут же – на сооружении разграничительной стены со рвом. Тем же самым занимались и бригады, выделенные по моему требованию общинами с обеих сторон – но эти могли сменяться, как сами договаривались, нам главное, чтобы работа не прекращалась. «Улагуи» же вкалывали без надежды на освобождение в ближней перспективе. В принципе, я планировал, когда «Бонкийская стена» будет полностью построена, объявить всем нарушителям амнистию и отправить домой, но до этого ещё далеко.