Как стать Фениксом
Шрифт:
– Не нокай. Не запрягла! – Василий торопливо засеменил на середину комнаты. Остановился. – Так чего звала?
– Так ты меня услышал?
– Нет, увидел! Рукой махнула, я и пришел. До чего, вы, жители Лукоморья, такие наивные? Это же тебе не ваш топорный мир, где вы магию для разведения надувной живности используете! Это – Лихомань! Здесь магией с рождения дышат! Почему, думаешь, Пекельный сразу не поперся в Лукоморье, а обосновался здесь?
– Потому, что там бы он сгорел?
– Возможно и так. А еще ему нужен был тот, кто дал бы ему власть над магией этого мира.
– Феникс?
– Вообще-то,
Он указал на гобелен, где были изображены четыре диковинные птицы.
– Феникс, Сирин, Алконост и Гамаюн. Сестрицы оказались дамами разборчивыми и сразу показали этой обгорелой роже, где у нас тут лес, а вот Феникс отчего-то почувствовал в нем родственную душу. Чуть не от радости прыгал, что обрел друга. Начал учить его всем премудростям… Ну и допрыгался. Пекельный оказался не так прост, и с помощью какого-то черного заклятия забрал у Феникса силу и спрятал ту силу в колечке… – Домовой по-стариковски вздохнул и отвел глаза от гобелена. – Ну а дальше ты знаешь….
– Знаю… Никита смог украсть кольцо и выбраться из Лихомани, но уже не помнил кто он такой, кто такой Пепельный и зачем ему то кольцо… – Я в задумчивости подошла и встала рядом, разглядывая гобелены. На одном были изображены мужчина и женщина, а над ними все те же птицы; на другом, прекраснейший край с лесами, реками, лазурными небесами, в которых парил огненный феникс. И еще три картины, на которых во всей красе были изображены три птицы. Черная, белоснежная и птица, в которой сияли все краски радуги. – А это его сестры? Где они?
Василий обреченно махнул рукой. Помолчал, и все же произнес.
– Спят. Мертвым сном. Опоил их, убивец, каким-то зельем. До сих пор гадаем, сможет их Феникс к жизни вернуть, али нет.
– Да уж… Тут бы, как бы, он бы сам бы, ее не потерял… Бы!
– Да уж… были, аль небыли в былинной были…. – выдал домовой, явно передразнивая меня и сменил тему. – Так чего звала-то?
– Пекельный велел тебе сказать, что я окна желаю открыть, каменюками заваленные. Поможешь?
– Каменюками? – Василий нахмурился. – Ты видишь камни? Вместо окон?
– А что видишь ты? – подозрительно нахмурилась я. В памяти нарисовалась картинка. Я, Борька и огромный каменный забор, который ограждал хоромы Никиты… когда после свадьбы я очень захотела сбежать. А после, как я толкательно-пихательным путем выясняла, что никакого забора нет. Точнее каменного нет, а стоит обычный частокол – дунешь, упадет! Может и тут нечто подобное? – Камни вижу только я? Да?
– Ну… я точно вижу пыльные стекла, серое небо и темно-серый снег. – Домовой поманил меня к себе. А когда я наклонилась, закрыл мои глаза пухлой ладошкой. Что-то пробормотал и приказал. – А теперь я уберу руку, и ты тоже увидишь пыльные стекла, серое небо и темно-серый снег. Раз… Два….
«Три» не последовало. Обретя возможность видеть реальное, я бросилась к оборванному гобелену, за которым, как оказалось, скрывалось все, точь в точь описанное Василием: пыльные стекла, серое небо и темно-серый
Глава третья
Феникс
Ужин прошел в натянутой обстановке. Марфа сидела мрачная как туча, неохотно ковыряясь серебряной вилкой в жарком, поданным на фарфоровой тарелке, Захар односложно отвечал на вопросы захмелевшего Еремея, который словно и не заметил царившей за столом атмосферы: пытался шутить со служанками и даже пару раз попытался затянуть песню про мороз.
Нет, с одной стороны Марфе повезло. Ну что было бы если бы она влюбилась в того же Захара? Мечтатель, философ, зануда. Да сбежала бы она от него или померла от скуки. А так, и романтика с большой дороги, и при положении, ну и главное достоинство – не пытается соперничать с Мафаней в плане мудрости. Да и куда ярмарочному воришке до принцессы из рода Примудрых?
Задумавшись, я даже не услышал его вопроса:
– Так что делать думаешь, Феникс?
– Что? – Я взглянул на Еремея.
– О чем задумался, говорю, сокол наш ясный? – ухмыльнулся он. – Не о планах ли на будущее?
– И о них тоже. – Не стал отнекиваться я. Только не уточнил, что планы уже обдуманы на триста раз. Теперь о них не думать, их делать надо!
– А чего надумал? – не отставал он. – По поводу доченьки моей единственной, а?
– Верну я ее. Не переживай, государь. – Я стиснул зубы. Вот надо же было на больную мозоль наступить и несколько часов на ней выплясывать. Видать с Мафаней эту новость не раз успели обсудить!
Стоп!
Время замедлилось.
А когда они узнали? И от кого? Ведь когда Марфа приняла меня за Пепельного, она попросила вернуть ей Василису и забрать себе ребенка! Неужели?! Как она могла сговориться с моим врагом за моей спиной?! Неужели она настолько не верит в меня?
– Верну! – Еще раз повторил я, взглянув Марфе в глаза. В ответ та невинно улыбнулась.
– Вот и славно! А давай, затек, мы с тобой за это и выпьем!
– Вот это дело, мать! – оживился еще больше Еремей, и поднял бутыль с самогонкой. – Чистый продукт! Проверено!
– Нет! – та поспешно вскочила. – За успех надо пить другое! Пойду, принесу вино двадцатилетней выдержки! Мой отец его поставил в год, когда была зачата Василисушка. Эх…
Шурша юбками, Мафаня вышла за дверь.
– Страх Марфы всегда заключался в том, чтобы не потерять единственного ребенка, – заговорил вдруг Веха. – Она боится повторить участь своей матери. Ведь когда погибла ее старшая сестра, королева сошла с ума. Финал вы знаете…
– Она бросилась на камни дворцовой площади. – мрачно кивнул Еремей. – После этого Мафаня и переселилась в ведьмин домик. Много воды утекло, пока она меня и себя простила, и согласилась вернуться во дворец…
– Поэтому, не надо ее винить в том, о чем ты думаешь, Ник. – Захар посмотрел на меня в упор. – Она не считает это своей виной. Зато угадай, кого она считает виноватым?
На этих словах дверь открылась и в залу вернулась королева, бережно держа в руке, затянутый в черный бархат кувшин.