Как стать ярлом
Шрифт:
В дом попали без труда, также удачно подобрав ключ. Высокие и широкие окна давали достаточно света, чтоб хорошенько осмотреться. Первое, что бросилось в глаза, так это обилие пыли и паутины. Здесь придется здорово поработать, чтоб привести дом в пригодный для жилья вид. Ну а чего, в принципе, можно ожидать от дома, где уже пять лет никто не живет?
В остальном мне дом очень даже понравился. И мебель вполне сносная, хотя и старая, во всяком случае для меня, а я парень не прихотливый. Ани, правда, от вида мебели в восторг не впала. Цокала языком, бубнила что-то невнятное себе под нос, а иногда, если на глаза попадался особенно "выдающийся" экспонат, закрывала глаза ладонями.
Первичный осмотр будущего
Итак, мое заключение по поводу дома следующее: то, что надо.
Коротко и ясно.
Заключение Ани немного объемнее и витиеватее. Снаружи дом просто прелестен. И сам дом, и сад, пусть заброшенный, но его вполне можно привести в порядок. А собственный, хоть и не большой, но виноградник, раскинувшийся на склоне горы чуть выше дома? Что может быть лучше?
Кроме всего прочего и расположение дома привело Ани в восторг - не у подножия, а уже на самом склоне горы. С балкона второго этажа открывается прекрасный вид. Оттуда прекрасно виден не только переулок - единственная дорога, по которой можно приблизиться к дому, но и весь город, ступенями спускающийся к морю, вплоть до порта и соответственно бухта. Вид потрясающий.
Что касается внутреннего убранства, тут оказалось немного сложнее. Планировка в принципе нормальная, правда стены лучше перекрасить, а вот мебель просто "катастрофа", и ее следует "вымести из дома поганой метлой". Почему именно поганой, я не стал уточнять, а возмутился и попробовал доказать, будто не вся мебель настолько плоха, что ее непременно нужно выбросить. Делал я это не из скупости и жадности, чтоб не покупать новую, а потому, что действительно считал ее вполне приличной.
Благоверная моя тоже сдаваться не собиралась. Она взяла меня за руку и потянула на вторичный обход. При этом она так красочно живописала мне каждый предмет мебели по отдельности, указывая на все его "достоинства", что мне приходилось соглашаться с тем, что кроме как на свалке этому креслу, столу, тумбочке, шкафу и прочему, не место.
В конце концов она легко убедила меня в своей полнейшей правоте. И я подумал, что любимая женщина в случае серьезной ссоры может стать страшнейшим соперником из всех, ведь ей просто невозможно в чем-то отказать.
Мой добровольный помощник и друг, а я считаю, что вполне могу так назвать толстяка Пуше, не подвел и в этот раз. Признаюсь, если б не он со своими исчерпывающими знаниями городской жизни и помощью, которую постоянно оказывал, мне было бы гораздо тяжелее.
Итак, едва мы успели появиться в гостинице, вернувшись после знакомства с домом, как наш Пуше в припрыжку помчался нам на встречу, усадил за свободный столик и задал десяток вопросов, желая узнать наши впечатления о доме. Мой краткий и лаконичный ответ он оставил без должного внимания, лишь отмахнулся, как от назойливой мухи. После этого он уселся поудобнее напротив нас, оперся локтем левой руки о стол, а на ладонь - подбородком. Уставившись на Ани, он с нетерпением проговорил:
– Ну?
Что ж, моя суженная его не разочаровала, выложив все свои впечатления от увиденного. Толстяк расплылся в блаженной улыбке, слушая о том, как много нужно переделать, убрать, вымыть, перекрасить, и тому подобное.
– Прелестно, - воскликнул он, когда девушка закончила рассказ.
И умчался на кухню.
Мы переглянулись, усмехнулись, поужинали и вернулись в номер.
На утро нас ждал сюрприз. Пуше успел собрать целую бригаду желающих потрудиться (не за даром, конечно, уверен, счет потом предоставят мне), и под руководством своей дочери Ольгетты отправил на устранение перечисленных Ани недостатков. Мы проснулись слишком поздно, поэтому работников уже не застали. Они ушли едва рассвело. Оставалось надеяться,
То же самое происходило и завтра, и послезавтра. Три дня подряд Пуше не пускал нас в дом, пока там хозяйничала бригада Ольгетты.
Зато на четвертый прямо после завтрака сам Пуше пригласил нас проехать на осмотр.
– Пора работу принимать, - радостно воскликнул он, приглашая прокатиться на знакомой повозке.
В этот раз мы решили не отказывать ему, потому как ясно, приглашал он от всей души и чистого сердца. Правил он сам.
До места добрались довольно быстро, и ахнули. И двор и сад и даже плантация винограда утратили заброшенный вид, а выглядели так, будто за ними постоянно ухаживает трудолюбивый садовник. Даже решетку забора и прутья ворот обновили черной краской. Сам дом сверкал в лучах солнца свежевыкрашенными в бледно-персиковый цвет стенами.
Войдя в дом, даже я ахнул. Все вымыто и выдраено едва не до блеска, стены во всех комнатах перекрашены, старая мебель отсутствует.
Тут уж и я не сдержался и прокомментировал увиденное одним словом - "охренеть".
Весь оставшийся день мы занимались поисками подходящей мебели для дома. Кое-что удалось купить сразу, но в основном все пообещали доставить в течении десяти-пятнадцати дней из столицы, так что еще придется перекантоваться в гостинице, чему Пуше, судя по выражению лица, остался несказанно доволен.
Потянулись дни тишины и ожидания, когда ничего не происходит. И ожидали мы не только мебель. Я ждал, что со дня на день в город должны потянуться повозки с вином. Какова будет реакция донов-виноделов? И какова будет реакция портовых чинуш, когда они окончательно убедятся, что заработок уплывает из их рук.
В тот день я позволил себе выспаться досыта и спустился вниз, когда время завтрака давно прошло. Тем не менее я попросил приготовить мне омлет с овощами и жареными колбасками и уселся, ожидая. На кухне тут же что-то зашипело, зашкварчало и вкусно запахло. Ани осталась в номере, сославшись на плохое самочувствие и отказалась от завтрака.
Я прикончил уже большую половину порции, когда появился хозяин. Он вышел не из кухни, как обычно, а с улицы. Подошел, остановился рядом, рассматривая зал с безразличным видом и равнодушным тоном произнес:
– Говорят, дон Каспар в порт поехал, товар повез. Ума не приложу, что ж он будет делать.
И даже вздохнул, как бы от сочувствия.
Я же хмыкнул неопределенно и с сосредоточенным видом продолжил вымакивать тарелку свежим хлебным мякишем.
Пуше не выдержал неопределенности и обернувшись ко мне спросил:
– В порт пойдете?
– С чего бы?
– я придал лицу слегка удивленный вид.
– Так ведь...
– Пуше не договорил, призадумался, пожал плечами.
– Если я кому-то нужен, то вот он я, здесь. Не таюсь ведь, - пояснил я ему свою позицию.
Толстяк кивнул, тоже хмыкнул, проворчал:
– И то верно...
Он развернулся и далее молча снова направился на улицу. Уже немного изучив его за это время, я совсем не удивился бы, если б сказанное мной, тут же не было бы передано с кем-то доверенным самому дону Каспару или его помощникам, если он прибыл не один, что очень вероятно. Не скрою, я разволновался, потому что сегодня должно все решиться. Все зависит от дона Каспара, воспользуется ли он моей помощью. Сам я решил не набиваться. Пусть сначала потыкается-помыкается, понервничает, а там, глядишь, ко мне на поклон и придет... Не может не прийти. Не захочет он убытки терпеть, как пить дать придет.