Как стать злодеем в Габене

Торин Владимир

– Добрый вечер, сэр, – поздоровался клерк, подойдя к стойке.

«Ну вот, – мысленно поморщился сержант Брум. – И почему именно сейчас?»

– Мое имя Роберт Томмс, и я служу клерком в Грабьем отделе «Ригсберг-банка».

Сержант нахмурился. Все, кроме имени этого типа, не сулило ему ничего хорошего. Кажется, «Мешок Крампуса» отменялся…

– Чем полиция Тремпл-Толл может вам помочь, сэр? – пробасил Грегор Брум.

Человек в котелке был взволнован и заметно испуган – да и вообще выглядел так, словно столкнулся с призраком:

– Я хочу доложить о преступлении.

–

Каком именно?

– Об убийстве. Или, вернее, об убийствах.

Сержант Брум подобрался.

– Что? О чем речь?

– Я должен был покинуть город в полночь, – затараторил клерк. – Мой дирижабль вот-вот отбудет из парка Элмз. На Набережные. А там я должен был сесть на пароход до Филдинга, но… я не смог, понимаете? Этот кошмар не закончится, он будет преследовать меня!

– Я все еще вас не понимаю, сэр. Вы можете обстоятельно обо всем?..

– Моя совесть не позволила мне просто сбежать, понимаете? Взять и сбежать, оставив все за спиной, словно ничего и не произошло…

– Сэр, возьмите себя в руки! Кого убили?!

– Много кого. Только за сегодня пятерых.

Сержант Брум почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом.

– Что? Не припомню сообщений об убитых.

– Полагаю, к вам в морг сегодня доставили пятерых жертв… – клерк сглотнул, – несчастных случаев.

Брум кивнул. В течение дня ему сообщили о нескольких не особо удачливых господах и дамах, но он и подумать не мог…

– Кто же их убил?

Мистер Томмс скомкал в руке билет, тяжко вздохнул и сказал:

– Я.

Сержант Брум распахнул рот.

– Вы?

– Правильнее будет сказать, что этих несчастных убили агенты из отдела особых дел банка, которых отправил я. А мне велел это сделать мой начальник, глава Грабьего отдела Варфоломеус Б. Выдри, которому, в свою очередь, велела лично Вивьен Ригсберг.

– Хозяйка банка?

Мистер Томмс кивнул.

– И это только торчащий над водой ус сома – вся туша на глубине.

– Были еще убийства? – все еще ничего не понимая, спросил сержант Брум.

Клерк кивнул.

– Множество. Я расскажу обо всем. Люди должны узнать правду, а Ригсберги… они заслуживают наказания.

В голове у Грегора Брума тут же зазвучал голос старшего сержанта Гоббина: «Заткни его! Немедленно! Упакуй поглубже! Отправь его в карцер к мистеру Порчи, из которого никто и никогда не выбирается! Этот тип не должен болтать! Заткни его!»

Очевидно, мысли сержанта отразились у него на лице, поскольку мистер Томмс вздрогнул и чуть подался назад. В этот миг он, кажется, понял, какую ошибку совершил, придя в Дом-с-синей-крышей. Наивный дурак! Совесть его замучила! Сейчас бы сидел на борту, покидающего Тремпл-Толл дирижабля и бед не знал, так нет же! Как он мог забыть, что почти вся полиция Саквояжни была на побегушках у Ригсбергов!

– Вы… вы мне поможете?! – прошептал мистер Томмс.

Грегор Брум почесал за ухом. Будь сейчас на его месте старший сержант Гоббин, от этого человека уже давно избавились бы. Но сейчас за стойкой стоял Все-по-полочкам Брум, для которого слова «закон» и «порядок» не были пустым звуком. К тому же два его

кузена, дядя и приятель Барни Рыпперт были безнадегами, и ему было очень любопытно, что скажет этот клерк.

Убрав замок, Грегор Брум достал из-под стойки «Книгу свидетельских заявлений» и, сдув с обложки пыль, раскрыл ее. Обмакнул перо ручки в чернильницу.

– Я готов записывать, сэр, – сказал он. – Прошу вас, не упускайте ни одной детали.

Мистер Томмс кивнул.

– Все началось вчера, когда господин Выдри вызвал меня в свой кабинет…

***

Старый центр Габена в эти последние минуты перед Новым Годом отличался от Тремпл-Толл так же, как отличается свеженький торт – гордость кондитерской – от последнего покрытого плесенью и мухами пирожного на дне коробки.

Дома-башни светились множеством окон, между башнями проходили украшенные гирляндами пути монорельса, над городом сгрудились шикарные дирижабль-рестораны, а над главной площадью района небо расцветало праздничным салютом.

У окон и у обзорных телескопов сейчас стояли едва ли не все жители Старого центра.

В самой высоком здании Габена, которое насчитывало тридцать этажей, в богато обставленных люкс-апартаментах под самой крышей, на кровати под балдахином лежал старик, и ему не было дела как до праздничного салюта, так и до праздника в целом.

Кровать стояла прямо под большим круглым окном, но старик, дряхлый, усохший и похожий на скелет, на который натянули чужую кожу, в одних лишь ночной рубашке и колпаке, лежал с закрытыми глазами. Теплофоры работали на полную, но он мерз и мелко дрожал под тяжелым одеялом. К голове, груди и животу обитателя люкс-апартаментов были подключены трубки, ведущие к громадному механизму, который стоял у кровати. Похожий на цилиндрический медный шкаф, он гудел, поршни с шипением сновали вверх и вниз, а в аквариумах булькала зеленоватая жидкость.

Старик давно не поднимался с кровати. Многие годы. Его самого заперли здесь, а его дело, его детище, у него украли – вытащили прямо из скрюченных пальцев, и сделала это его старшая дочь.

Упомянутая женщина в это самое время была на этаж ниже, в банкетном зале, сидела во главе большого стола среди самых важных людей города: фабрикантов, судей и генералов, богатых джентльменов и дам – присутствовал даже господин бургомистр. Но она не замечала ни роскошных блюд, ни шикарных нарядов гостей. Она не слушала разговоры и игнорировала лебезящих глав отделов своего банка. Ее волновал лишь один вопрос: «Где же носит этого бурдюка Выдри?»

Бокал с дорогим вином стоял не тронутый, и тонкие длинные ногти, выглядывающие из тучи пурпурного дыма, в которую была облачена мадам, царапали граненые бока…

Как не было старику из люкс-апартаментов дела до праздника, так ему не было дела и до переживаний дочери, которая сделала все, чтобы он не поднимался с кровати. «Ты болен, папочка!» – говорила ему эта лживая дрянь, каждое утро поднимаясь в его комнату и лично добавляя медленно действующий яд, который тек по трубкам, подключенным к телу старика.