Как стать злодеем в Габене
Шрифт:
– Пощадите…
– Вы не из этих мест, Шапиро, – сказал человек в маске; в черных прорезях для глаз не было и намека на, собственно, глаза. – Вы приехали сюда со своим ящиком из какой-то глуши и не знаете, что здесь уже в самом разгаре другая пьеса. Ваша глупая постановка – не чета этой пьесе. Здесь идет сложная игра, до которой вы бы никогда не додумались, которую вы ни за что не смогли бы провернуть. Эта пьеса состоит из множества других пьес. Это как заглянуть за двойное дно и обнаружить там третье. Мои нити протянулись над всем Тремпл-Толл, и мои куклы живут и умирают по-настоящему. Я не потерплю, чтобы кто-то,
– Я… не понимаю… Я просто давал кукольное представление…
Носатая маска склонилась в согласии.
– Верно. Ничего не понимаете. Потому что вы и сами – просто кукла, и не более. Оглянитесь кругом, Шапиро: город, который вы видите, – это мой сундук, и вы в него угодили, вы дали обвязать себя нитями и, колченого спотыкаясь, вышли на сцену.
– Прошу вас… Пощадите… ради праздника…
Пасть блохи замерла возле глаз Шапиро.
Человек в маске застыл. Казалось, он о чем-то раздумывает.
Его размышления прервал звон.
Рука в перчатке полезла в карман пальто и извлекла оттуда часы.
– Моего внимания требуют мои собственные куклы. Вам очень повезло, Шапиро, что сегодня Новый год. Иначе я позволил бы моей дорогой Карине пообедать вами. Убирайтесь из Тремпл-Толл. Сегодня же. Сейчас же. Если я узнаю, что вы решили остаться, несмотря на мое милое предупреждение, вы очень пожалеете.
Он повернулся к своим молчаливым пособникам.
– Мистер Паппи, верните Карину домой. – Он передал человеку в черном котелке поводок, и блоха недовольно заворчала. – Меня ждет встреча.
Сказав это, он склонился к распростертому на снегу мистеру Шапиро, оценивающе оглядел его, после чего развернулся и быстрым шагом направился к выходу из переулка, где его уже ждал черный кэб.
Забравшись в экипаж, он велел кэбмену:
– Пыльная площадь. Кафе «Злобб».
Экипаж тронулся, и уже тише кукольник Гудвин из переулка Фейр проговорил:
– Это настоящая пьеса. Моя пьеса. Никто не увидит нитей. Никто не заметит скрытника…
Кэб все отдалялся, а в Заплатном переулке ярко горел костер из «Талантливых паппереток господина Шапиро». А сам господин Шапиро из последних сил подполз к нему и содрогнулся в рыданиях.
– Мои детки… мои бедные детки…
***
Кэб подъехал к довольно невзрачному зданию и остановился у дверей под вывеской «Злобб».
Дверца открылась, и под снег вышел джентльмен в черном пальто и котелке, его глаза прятались под круглыми защитными очками с затемненными стеклами, на нос был натянут шарф.
Любой другой кэбмен несомненно удивился бы: в экипаж садился один господин (обладатель носатой маски и двууголки), а покинул его совершенно другой. Да, любой другой кэбмен удивился бы, но мистер Фейди безразлично принял плату и, буркнув «Хорошего дня», толкнул рычаг. Кэб тронулся в путь, и вскоре его экипаж затерялся среди прочих рокочущих махин на Пыльной площади.
Мистер Блохх двинулся ко входу в кафе «Злобб». Он намеренно выбрал для своих перемещений по городу именно Фейди: тот никогда не задает
Сняв с себя маску и костюм кукольника Гудвина, он стал другим человеком – и здесь это не образное выражение. Гудвин был просто ролью – одной из сотни. Не зря он сам себя называл Человеком-с-сотней-лиц. Сейчас же консьерж преступного мира Габена вновь вернул изначальную личность – мистера Блохха, человека без лица.
Толкнув дверь кафе, мистер Блохх вошел в короткий темный коридор, полный шевелящихся теней. Горбун-гардеробщик, сидевший на высоком стуле за стойкой, протянул свои кривые руки-ветки к нему, ожидая пальто и шляпу, но мистер Блохх покачал головой.
Горбун оскалил коричневые зубы и отвернулся, почесав непропорционально большую голову, на которой сидел новогодний красный колпак с белой меховой оторочкой. В первое мгновение мистер Блохх удивился подобному убору (Хозяин «Злобб» и его прислуга ненавидели Новый год), но почти сразу же понял, что, видимо, горбун наказан за какой-то проступок. Что ж, он был недалек от истины.
Зайдя в общий зал «Злобб», мистер Блохх с удовольствием убедился в том, что Хозяин не изменил своим привычкам – кафе на Пыльной площади было сейчас, вероятно, единственным местом во всем Габене, где совершенно не чувствовался дух приближающегося праздника. Напротив – интерьеры «Злобб» выглядели еще мрачнее, чем обычно. Тяжелые черные шторы на окнах не пропускали в общий зал дневной свет, а газовые лампы светили так плохо, что посетители, сидевшие за круглыми столами, напоминали сгустки мрака. У дальней стены стояла «Безпраздничная машина», изобретенная безумным механиком Грызлобичем, и каждый мог подойти к ней, закинуть десять фунтов, приложиться к раструбу и сделать вдох. Время от времени посетители, ощущая, что праздничная атмосфера все же против воли затягивает их, подтравливали себя и возвращались за столики. Многие из здешних завсегдатаев считали Новый год крайне утомительным и унылым. Для них праздником было другое: успешное воплощение плана, удавшийся побег из тюрьмы, с блеском проведенное ограбление.
Мистер Блохх не разделял их мнения. Для него Новый год был крайне важной частью в его запутанных схемах и паутинах событий. Парадоксально, но только лишь из-за праздника он был сейчас именно в кафе «Злобб», а не где-либо еще.
Стараясь не привлекать к себе внимания, он прошел к своему любимому столу, располагавшемуся в нише в дальнем от входа конце общего зала, – это место Хозяин придерживал именно для него в благодарность за некую неблаговидную услугу, которую Человек-с-сотней-лиц однажды ему оказал.
Стоило мистеру Блохху опуститься на стул, как к нему колченогой походкой подошел еще один горбун в колпаке. Это был Игорь № 2. Хотя… мистер Блохх не был уверен: может, и Игорь № 3. У кого там из прислужников Хозяина бородавка на носу? У третьего или все же у второго?
Мистера Блохха вдруг посетила неожиданная мысль: он прежде не задумывался, куда делся Игорь № 1 – на его памяти в «Злобб» всегда прислуживали лишь два горбуна.
Игорь растянул губы и пробубнил, давно выучив наизусть заказ постоянного посетителя: