Как влюбить босса девушке в интересном положении за 80 дней
Шрифт:
— А можно? — голос у нее тоже немного дрожит. Возбуждение? Нетерпение? Или просто желание удрать от железных штук, которые ей некомфортны?
— Запросто. Основное дело мы сделали, на все остальное можно наплевать: выставка будет работать еще два дня, так что я успею познакомиться с экспонатами, которые меня заинтересовали.
— Тогда давай убежим, — подмигивает заговорщицки и не спеша движется в сторону выхода. Да, моя дорогая! Это прекрасно!
Почти всю дорогу мы молчим. Я искоса поглядываю на Ликин профиль.
— Зайдешь? — спрашивает, как только я останавливаю автомобиль. Конечно, я зайду. Я бы пошел за тобой, даже если бы ты не позвала. Но все складывается куда лучше, чем я себе представлял.
— Чай? Кофе? — мечется она по квартире. — Я переоденусь?
— Переодевайся. А я сам. Чай и кофе.
Она приходит ко мне в домашнем сарафанчике — такая соблазнительная, что у меня перехватывает дыхание. Я глаз оторвать не могу. И капец как хочется ее сграбастать в объятья.
— Я поговорить хочу, — и на краешек стула садится. Коленки вместе. Руки на коленках. Школьница. Ну, конечно. Девушкам нужны разговоры. Я понимаю.
Смотрю на Егорову и жду. Она молчит и нервничает. Сил набирается. Интересно, о чем разговор?
— Саш… — пауза весом в килограмм. А затем, закрыв глаза, изо всех орудий — пли! — Если я беременна, то от тебя. Ты, наверное, не помнишь. И скажешь, что я свихнулась.
О, Господи…
— Лика, — беру я ее за руки. Осторожно. От коленок ладошки отрываю. Большими пальцами поглаживаю впадинку по центру, — я все помню.
Пауза. Тишина. Егорова открывает глаза. Большие, выразительные, изумленные.
— Ты — что? — она ушам своим не верит, конечно.
— Помню все, Лик. И это день рождения. И то, десять лет назад. Я все-все помню. До мельчайших подробностей. Красоту твою и нежность. Запах твой и смелость. Откровенность твою помню. И как мне хорошо с тобой — тоже. Не только в постели, между прочим. Но с постелью я бы повторил несколько раз, чтобы добавить разных нюансов и ощущений.
Она вырывает руки, вскакивает. Грудь ее бурно поднимается от возмущения. Щеки алеют, как стяг нападающей армии.
— Ты… ты… — душат ее слова и эмоции. — Издевался, да? Для тебя это ничего не значит, да? Ты смеялся надо мной, глупой девственницей, тогда и смеешься сейчас, что я… что ты…
Она кидается на меня, как тигрица. Отвешивает пощечину. Ручка у нее тяжелая, угу. Но я терплю, хоть мне и больно, и обидно. Лика беременна. Моим ребенком. Пусть спустит пар, а потом и я ее кое о чем спрошу.
Егорова продолжает на меня кидаться, и приходится ее обездвижить, прижать к себе покрепче. Я бы ее веревками привязал, но можно и так удержать, дурной силы у меня хватает.
— Я издевался? А может, это ты надо мной смеялась. Хохотала и радовалась, что нашла дурачка, сыграла на него в тотализатор. Ты же спокойно жить не можешь, Егорова. Тогда, десять
— Ну да. Чтобы маму с папой порадовать, а себе прикрытие найти. Вот поверь: я второй раз замуж просто так не хочу. Уже была однажды. Думала, он меня любит, а оказалось, я не слишком хороша и не могу дать всего, что падишах желает!
Она делает несколько судорожных вдохов-выдохов, набираясь сил, а затем тормозит.
— Постой. О каком споре ты говоришь? Что за чушь, Одинцов? И откуда ты про восемьдесят дней знаешь?
— О таком споре. Ты сама по телефону рассказывала своей подружке. Не знаю уж, Аньке или кому другому. Что поспорила на то, что потеряешь девственность со мной и выставишь меня дураком.
— Ты рехнулся? — Егорова смотрит на меня как на умалишенного, а затем до нее начинает доходить.
Она борется, как львица, и мне приходится ее отпустить.
— Если бы я хотела, я бы тебя все равно оболгала и идиотом выставила. Ты не призадумался, почему это я промолчала? Никто над тобой не издевался и не прикалывался? И вообще, ты мог бы в лоб спросить, а не делать вид, что ничего не помнишь! — показывает она пальцами кавычки. — Я никогда не думала, что ты такой тупой, Одинцов!
Ну, тебе было двадцать два — ладно! Но сейчас-то на десять лет больше! Тогда просто шутливый разговор был, ясно? Между двумя подругами. А то, что ты слышал — всего лишь ответ саркастичный ответ.
Подруга ужасалась и спрашивала, что я буду делать, потеряв девственность. Для нее шок был, между прочим. Девичья честь до свадьбы утеряна. Воспитана она так, ясно?
Ну, я ей и ответила с юмором: как что буду делать? Выставлю его дураком. Буду бегать и всем рассказывать, что он посягал на мою честь, а я не далась! Что я спорила, будто его соблазнить — сделать два щелчка пальцами!
Обычный девчачий бред. Мне всего восемнадцать было, придурок! И перед подругой целомудренной хотелось поиздеваться немного. Бравада дурацкая. Я тогда знаешь как храбрилась? Думаешь, все так просто? Да я на тебя заглядывалась, когда ты с Георгом еще за одной партой сидел. Грезила о тебе, как сумасшедшая. Влюблена была по уши!
— Лик… — делаю шаг навстречу.
— Нет уж, вали отсюда, хука-бубука, тупица хренов! — бушует она, как грозовое море.
— Никуда я не свалю, ясно?
Мужик я или где? Хватаю ее за плечи и целую. Яростно, страстно, бешено. До тех пор, пока она не затихает в моих руках, не расслабляется.
— Люблю тебя, дурочка моя, люблю! — шепчу, отрываясь на миг. — Всегда любил, как оказалось. Забыть не мог. Черт с этими спорами. Или не черт. Я твоему хмырю морду начищу еще раз. И давай уже поженимся. Сколько там до конца срока осталось? Пусть удавится, упырь. Он не стоил и твоего мизинца.