Как, вы еще в своем теле!
Шрифт:
– Мне тоже неприятно и возмутительно смотреть, как меня превращают в объект наблюдения!
– Я своих женщин в обиду не даю, – Килин пропустил замечание между ушей и продолжил: – Поэтому, как бы, захожу сзади, и закрываю тебя от них. Заметь, я экранирую, защищаю тебя от алчущих взглядов. Это тоже геройский поступок, и в награду просто целую тебя за ухом. В шею. А что мне остается делать? Встаю на колени, разве что достаю до твоих пяток, и они тоже от моих поцелуев обязательно розовеют. И какая от тебя реакция? Равнодушие! Всегда ты была с невозмутимостью на лице, оскорбляющей меня, и произносила
– Бес в ребро! – зашипела Сюэмель.
– Вот неблагодарные женщины! – воскликнул Клер. – Их любят даже мысленно, а они, вместо того, чтобы источать восторг и помочь мужским фантазиям превратиться в реальность, всё норовят устроить демарш непонимающих и несогласных!
– Также демарш курицы, которая бежит от петуха, думая, а не слишком ли я быстро бегу, – уточнил Дмитрий.
Сюэмель настиг спазм горла – ни продохнуть, ни выдохнуть.
– Ой, да ладно вам! Совсем сильный пол сдурел! – Она поняла, что выступает против превосходящих сил двоих мужчин.
– А вы, женщины, разве не раздеваете мужчин до нитки на способность их на руках внести вас в загс? – Килин был явно в ударе красноречия, чем не преминул воспользоваться, продолжая монолог дальше. – Вот ты, Сюэмель? Распахиваешь свои бездонные глаза и в какой-то момент с удивлением обнаруживаешь, что некий мужчина – часть твоей жизни, и часть довольно внушительная, если не существенная. На фоне которой настоящая твоя жизнь бездарна, пуста и бессмысленна. Ты говоришь себе: “Переступив через себя, я хочу обогатить свои ощущения, приобрести себе то, что пока было невозможно”. Дальше – больше. В нем, озорном, могучем и неотразимом, появляется смысл жизни, и женщина становится на мужчину стяжательницей с правом частнособственнических устремлений. Вы с какой мыслью выходите замуж? Разве с тобой под эти мысли такое не происходило неоднократно? И с какого, признайся, младого возраста?
Инициатива, похоже, явно перешла от оторопевшей Сюэмель к протрезвевшему Килину.
– Мне не нравится – продолжал он, – что ты работаешь официанткой, твоя профессия – это своего рода стриптиз. Ты не скидываешь одежду, это правда, но ты продаешь душу дьяволу, когда уально несешь поднос и составляешь блюда клиентам на стол. Ты поворачиваешься каждый раз таким боком и так выгибаешься, что невозможно равнодушно проглотить слюну.
– У нас на Земле есть средство Макропулоса! – возвышенно произнёс Дмитрий.
– А чем оно знаменито?
– Рецептом вечной молодости. Объяснение следующее: если в какой-то момент в себе возникает что-то такое чёрное в мыслях, страшное, неприятное, завистливое, даже нежелательное приятное к чему-то, к кому-то, надо в этой мизансцене к источнику напастей или соблазнов просто повернуться спиной. С равнодушием и безразличием. Вот и весь рецепт.
– Растолкуй.
– Попросту, все неприятности остаются сзади, а впереди ждет счастливое будущее.
– То есть, показать свой зад женщине и признать свое поражение? – усмехнулся Килин. – Я так не могу! Пусть лучше она первая его показывает.
– Но
– Килин, – обратилась к нему Сюэмель, – глаза бы мои на тебя не смотрели, но обернуться к тебе задом я тоже не могу. Не хочу, чтобы ты снова запускал свое богатое воображение, трепался на людях пошлым языком и раздавал неприличные комментарии.
– А что здесь скверного? – спросил он. – Я никого не убиваю, не ворую.
– Килин, но ты каждой женщиной хочешь физически обладать. Это не одно и то же, что глазами. Надорвешься! – снова накинулась на жениха окончательно отошедшая от спазма Сюэмель.
– А ты не прочь отдаться любому прокажённому!
– А ты… а ты… не прочь увлечься любой блудницей и завлекушкой! – Сюэмель глушили слёзы, больше от бессилия.
Килин Клер потер переносицу.
– Ты ревнуешь. Вот, значит, как… А, по-моему, ничего плохого в этом нет.
– Как же, довёл меня до слёз.
– Сюэмель, как пример на засыпку, предположим, у меня в постели десять женщин, я – что, должен лапать только одну? А если они меня все устраивают, все удовлетворяют? Ты сводишь на нет мою мужскую роль.
– Я защищаю своё женское достоинство!
– Не будь такой дурой, дорогая. Пока я обращаю внимание на других женщин, я в их ряду высматриваю тебя. Благодаря мне, ты не затерялась на просторах любви. Это мой показатель мужской боеготовности! – сказал Килин Клер покровительственным тоном. – Всё остальное – это твои подозрения и глупости. Сейчас у тебя просто плохое настроение, но завтра ты будешь другая – мягкая и покладистая, и вспомнишь обо мне.
– Нет, завтра ничего не изменит.
– Я тебя уверяю, что ты утром проснешься белая и пушистая, вся в шоколаде, встанешь с нужной ноги, плюнешь через левое плечо, перепрыгнешь через заколдованный круг, сама посмеешься над собой, прибежишь и бросишься мне на шею.
– Килин, ты действительно смутьян и сукин сын!
– Я знаю.
– Ты знаешь это? – официантка ошарашенно смотрела на него.
– Мне ли себя не знать.
Дмитрий решил прекратить перепалку, предложив еще одно испытанное средство. Он поднял руку с открытой ладонью, призывающей к перемирию, говорящей о том, что требуется не враждебность, а уважение друг к другу, воззвать стороны к благоразумию, что надо забыть распри, и сказал:
– Есть такое понятие, как “молчаливое согласие”. Так на биржах играют честные трейдеры. На моей родине народ даже женится по этому принципу. Вам подходит именно этот вид отношений.
– Как? Молчать на ее ужимки! – взметнулся Килин.
– У него остроумие, как у свиньи, – огрызнулась Сюэмель.
– У кого? Это у меня-то? – опешил Килин Клер.
– Так оно и есть на самом деле.
– Я ухожу от тебя!
– Скатертью дорога, – ответила Сюэмель.
Дмитрий постарался унять будущих супругов.
– Говорят, разлука укрепляет чувства! – сказал он. – На время надо расстаться.
– Она ещё прибежит ко мне! – воскликнул Килин.
– Килин Клер, не мешай работать, иди домой, не приставай к посетителям. – Официантка пыталась остановить его, но его в подпитии распирало благодушие и желание высказаться.