Как взрослые
Шрифт:
Я сделал ей предложение. С ума сойти! Как в дурацких фильмах — встал на одно колено и сделал предложение. Она сказала «да»…
Я не знаю, каким будет мое будущее, и не хочу знать. Но есть одна вещь, которую хотелось бы сохранить, — барахтающегося внутри ребенка. Кем я буду — строгим дядей в костюме, примерным семьянином, деспотичным руководителем — плевать. Это все равно не для меня. Двигаться прямо по заданному маршруту могут только примерные туристы, выезжающие на отдых раз в году, чтобы больше пофотографировать, чем отдохнуть. Нет, я тот самый отдыхающий-дикарь, для которого все дороги открыты, любые тропы проходимы, без страха заблудиться или пропасть. Я могу быть один на этом пути,
Рита
Я читала страницу за страницей, перечитывала, возвращалась в начало. И это самая интересная история, которую мне приходилось читать в своей жизни. Эдакий нон-фикшн. История, написанная от первого лица, которая раскрывала Кира с разных ракурсов. Человек ведь не плоский, а объемный, как шар, который наполнен смесью воспоминаний, эмоций, чувств, страхов, мыслей. Я знала… нет, я оказывается, совсем не знала Кирилла. Теперь же, читая его дневник, постепенно заново знакомилась с этим человеком. Любимым мною человеком. Почти незнакомцем. Неужели все мы в итоге друг другу просто незнакомцы? «И тот, кто был всем, тот станет никем[1]», — врезалась мне в память строчка из какой-то песни. Вот как так происходит, объясните мне, когда запускается этот таинственный механизм?
«Знаю, я не самый романтичный парень, и у меня есть недостатки, но ты любишь меня. Этого достаточно, чтобы я становился лучше. Рита, ты… выйдешь за меня?»
Тогда я ответила «да», не колеблясь ни секунды. Потому что был родным. А сейчас изменилось, если не всё, то многое. Внутри нет крепкого фундамента, все хрупко, как стеклянный замок. Сомнения, сомнения, сомнения…
— Кость, ты спишь? — поскреблась в дверь, так как вот уже почти неделю ночи я проводила в кабинете в обнимку с записями Кира, спала там же, на диване. Костя почему-то не возражал, стал тихим и задумчивым, словно ушел в себя. На работе форс-мажоров не случалось, дома — обычная рутина, а в голове, видимо, что у меня, что у него — дом советов.
— Нет, заходи, — раздался за дверью его голос, хотя обычно мы не спрашивали разрешения и не боялись нарушить личное пространство.
— Надо поговорить, — по-деловому произнесла, направляясь к кровати, где лежал Костя.
Он как-то странно посмотрел на меня, как мне показалось, измождено, умоляюще. Но смысл этого взгляда истолковать я не смогла. У меня были вопросы поважнее.
— Час ночи. Самое время для задушевных бесед, — усмехнулся, садясь на кровати.
— Почему ты женился на мне? Есть определенная причина, помимо папиного в двадцатый раз повторенного «он мне обещал»? Что ты обещал? — забросала его вопросами, как камнями. Он и выглядел как великий мученик — бледный, отчужденный, почти смирившийся со своей участью.
— Если ты ждешь каких-то всемирных заговоров, то зря, — устало взлохматил волосы по привычке, — просто глупое обещание. После смерти Кира у меня были кое-какие неприятности. И я обратился к дяде Леше, он же с Радомирским на короткой ноге, а тот в городе не последний человек. В общем, ничего серьезного, под угрозой была одна крупная сделка. Твой отец попросил меня взамен позаботиться о тебе, если вдруг что…
— То есть, если бы не обещание, ты и дальше изображал из себя святого мученика? — резко перебила его.
— Не передергивай, — скривился.
— Это правда, — я только покачала головой. — В любом случае, спасибо, что сдержал обещание. Твоя помощь и забота пригодились.
Костя сверкнул глазами. Рядом мяукнул Степка, запрыгивая мне на колени. Давненько его видно не было, вовремя он захотел оказаться в центре событий — поглаживая его, я успокаивалась.
— Пригодились. И да,
— Ты… — тяжело сглотнула, перекладывая Степку на кровать, — о смерти Кира?
Костя кивнул, отводя взгляд.
— Я осознаю, что иначе не было бы ничего. И, кажется, что я просто воспользовался возможностью. Это не так. Просто больше не хочу бездействовать. И… я люблю тебя.
— Я верю тебе, верю. Хотя порой кажется, что и себе уже веры нет. Все так вокруг меняется так быстро, нет, это мое… только мое восприятие изменилось. Я… о Кирилле и вообще.
— Это нормально, — улыбнулся Костя, и глаза блеснули от влаги. Он потер глаза руками, и от этого беззащитного жеста, попытки скрыть момент слабости, на душе становится солнечно.
Я села ближе, притянув его к себе, обнимая. В каждом прикосновении — я уверена, он знает — признание и откровение. Он услышит их вслух не раз, но сейчас пусть почувствует. Пропустит через себя с помощью объятья и легкого поглаживания по спине. Будет больше, намного больше — света, мира, тепла, прикосновений и… счастья.
***
— Папа! — радостно бросился к Косте Тимур, как только они встретились у кинотеатра.
Лёля сегодня выглядела не как роковая женщина из ресторана или героиня из триллера в клубе. Сейчас она была обычной и какой-то умиротворенной. Видимо, решила воспользоваться своим же советом и разорвать порочный круг. Пока Тимка рассказывал Косте о том, что произошло с ним за то время, что они не виделись, и как продвигается главная операция этого лета «Сборы первоклассника», я аккуратно поинтересовалась у Ольги:
— Что-то изменилось?
Она перевела взгляд с мило беседующих сына и Кости на меня.
— Да. И я вижу, не только у меня.
— Мы решили воспользоваться шансом и построить обычную семью. Без Кира и скелетов в шкафу, — сразу же призналась я.
И не соврала. Мы проболтали до рассвета, вспоминали, отвечали на вопросы друг друга и говорили только правду, даже самую горькую. Прошлое ослабило путы, наконец-то. Поэтому мы решили начать историю, вернее, продолжить нашу историю. У каждого была своя точка отсчета, но каждый понимал: обнуление невозможно. Оно и не нужно. Мы были друг у друга давно, не так близко, но были.
— Это хорошо. Я вот тоже решила перестать жить по инерции, спасаясь от одиночества, глупых мыслей и ища себе оправдания. Тим… он когда-то казался балластом, — бросила нежный взгляд на смеющегося сына. — Но это не так. Балласт — здесь, — постучала пальцем по виску, — и здесь, — прикоснулась рукой к груди.
— А что Крынский? Отпустил? — после некоторого молчания, спросила я.
Она передернула плечами.
— Незаменимых нет. Едва то, что было между нами на протяжении многих лет, можно назвать отношениями. Так… выгода одна. Он многому меня научил, я была хорошей ученицей. И меня все устраивало, даже думала, что этого достаточно. Привязалась даже. Кир назвал это «сумасшествием» и «мазохизмом», Костя «болезнью» и «зависимостью». А я не даю названий чувствам ни своим, ни чужим. Тем более характеристик.