Как я был великаном (сборник рассказов)
Шрифт:
— Ну что ж, в таком случае попробуйте вылечить ногу средствами вашей специальности. Я имею в виду самовнушение, — невинно заметил Родин.
— Заведующий стоматологическим кабинетом не вырвет сам себе зуб.
— Ну, тогда пошли…
И они отправились к Рее Сантос.
— Я пришел к вам за помощью. — Казалось, Гольберг в чем-то оправдывается. — У меня болит нога. Неудачно прыгнул. Кто бы мог подумать, что здесь…
— Хотела бы я знать, где это вы так прыгаете? Второй случай за эту неделю. Боюсь, что скоро на базе потребуется ортопед. Недавно мне пришлось
— В самом деле? — Родин умышленно отвернулся, стараясь избежать многозначительного взгляда Гольберга.
— Ну, конечно. Это было… Да, в субботу. В тот самый день, когда Шмидта нашли мертвым возле радиотелескопа.
— А я не видел, чтобы кто-нибудь хромал.
— А почему Юрамото должен хромать? Через два дня доктор Гольберг тоже сможет прыгать, как козочка.
Родин огляделся.
— У вас здесь превосходное оборудование… Ну, раз уж мы заговорили об этой злосчастной субботе, не могли бы вы сказать, что здесь, собственно, произошло? Вы видели в тот день Шмидта? Разговаривали с ним?
— Нет. То есть да. За завтраком. Потом я видела его там. Но разговаривать с ним уже было нельзя.
— Что же могло случиться? Попробуйте вспомнить обо всем, что происходило в субботу. Быть может, какая-нибудь незначительная на первый взгляд деталь окажется важной.
— Боюсь, что толку от меня будет немного. Суббота ничем не отличается от всех остальных дней. Ничего особенного не случилось. Завтрак прошел, как обычно, — за столом велась ленивая беседа. Потом я пошла в ординаторскую, затем — в кабинет. Кстати, хотите посмотреть? — Она позвала Родина в соседнюю комнату. — Это химическая лаборатория и аптека. К счастью, мы ею не часто пользуемся. Здесь ни у кого еще ни разу не болела голова.
— Вернемся к субботе. Астроном Ланге утверждает, что он около получаса провел в фотолаборатории.
— Да, если не считать того момента, когда ему понадобился бромистый калий.
— И вы говорите, он ушел через полчаса?
— Да, около одиннадцати, незадолго до того, как прозвучала тревога.
— Незадолго? Минут за пять, десять, за минуту?
— Минут за восемь-десять. Кто бы мог подумать, что это последние минуты Шмидта? Невероятно! Сразу же после Ланго я тоже вышла. Когда он прощался со мной, я уже надевала скафандр. В коридоре мне встретились Глац и Мельхиад. Я прошла шлюзовую камеру и направилась в оранжерею.
— По дороге никого не встретили?
— Нет. Я только видела, как несколько раз зажглись рефлекторы ракетоплана. Вероятно, в нем был Нейман.
Казалось, Рея чего-то не договаривает, она все время настороже. Но почему? Боится сказать лишнее?
Родин поднялся и извинился за беспокойство.
В комнате следователя Гольберг со вздохом вынул листок со списком подозрительных лиц.
— Вы готовитесь вычеркивать? — спросил Родин.
— Да, но кого?
— Видимо, обоих, не так ли, доктор?
— Итак, у нас остаются?…
— Маккент и Нейман — двое из тех троих, что прошли парашютную тренировку.
— И Юрамото.
— Да, Юрамото с вывихнутой стопой.
Издали оранжерея напоминала гигантские мыльные пузыри, вздувшиеся над поверхностью Луны.
— Здесь нет ни одного кусочка ровного стекла, — комментировал Гольберг, — стеклянные купола должны быть очень прочными, чтобы противостоять внутреннему давлению. Под каждым куполом — одна из секций оранжереи, герметически отделенная от других.
Маккент поднялся навстречу посетителям, его глаза выдавали нескрываемое любопытство.
— Вы хотите осмотреть оранжерею? Правильно, никакая цветная фотография не передаст того, что вы сами здесь увидите. Вы интересуетесь ботаникой?
— Каждый из нас в какой-то мере интересуется ботаникой. Майор оглядел небольшой кабинет. Полки, на которых стояли батареи пробирок и колб. Стол с различными микроскопами и тиглями. Грядка, которая словно купалась в синем ксеноновом свете. — Хоть я и не специалист, но, разумеется, помидоры от свеклы отличу. Однако, признаюсь, таких плодов я не видывал.
— Это не помидоры, это редиска, — улыбнулся Маккент, одно из наших маленьких чудес — результат деятельности моих предшественников. После меня продолжит опыты кто-нибудь другой. Каждый подсыпает свою горсть зерна жерновам, и в конце концов мы достигнем цели — изменения биологических особенностей растений. Мы поставим агротехнику с ног на голову.
Биолог отложил гигантскую редиску и освободил два стула, смахнув с них комья глины.
— Присаживайтесь. Вы ведь приехали сюда не на экскурсию. Видимо, речь пойдет о том несчастном случае?
— Да, и в этой связи я бы хотел задать вам несколько вопросов.
— Ну, конечно, я готов ответить, хотя и не уверен, что могу быть вам полезным. Вам уже удалось что-нибудь выяснить?
— Мы ищем кончик нити, которая привела бы нас к истине. Как по-вашему, что могло толкнуть Шмидта на столь непонятный шаг? Казался ли он вам человеком отрешенным, чем-то озабоченным?
— Нет.
— Но ведь должна была быть какая-то причина, — начал доктор, — сейчас не то время…
— Не то время?
Маккент иронически улыбнулся.
— Разумеется, техника движется вперед семимильными шагами. А наивные люди полагают, что человек также претерпел огромные метаморфозы, что его удастся втиснуть в прокрустово ложе идеального общества. Благо, по их мнению, социальные корни нежелательных тенденций устранены…
— Но по-прежнему существуют следователи и даже целая наука — криминалистика, вы это хотите сказать? — перебил его Родин. — Было бы по меньшей мере легкомысленно столь упрощенно смотреть на вещи. Выращивая свои растения, вы стремитесь уменьшить потери за счет устранения вредного влияния среды. Аналогичная задача стоит и перед нами. Я согласен, что с растениями проще и быстрее, чем с людьми. Но вырастить здоровые, выносливые растения, которые не сломает первый же порыв бури, не свалит ночной мороз, которые не боятся засухи, — для этого нужно время. Не только в природе, но и в обществе.