Как я был великаном (сборник рассказов)
Шрифт:
— Когда это было? Вы помните дату?
— Это было… Да, в среду утром.
— А что, если настоящий Ланге спрятан где-нибудь в Париже, а Юрамото в Гонолулу? А что, если Маккент — не Маккент? — вполголоса произнес Родин. — Если этих людей подменили? Кто-то пробрался сюда, на лунную станцию, и выдает себя за астронома или биолога. Как вы на это смотрите?
— Но это же абсурд! — раздраженно воскликнул Глад. — Наши люди давным-давно знают этих ученых! По международным конференциям и симпозиумам. Это исключено!
На Луне сила
Рассеянный, мягкий свет упал на спокойное лицо Уго Неймана, стоявшего в дверях.
— Мне предстоит еще кое-что сделать, поэтому я хотел, чтобы вы скорее закончили — легкая улыбка скрасила неприятные слова, — этот допрос.
— Допрос? — Майор пододвинул пилоту стул. — Значит, восемь подозреваемых — восемь перекрестных допросов?
— Но вы же именно это имели в виду, не так ли? Теперь один за другим мы будем приходить сюда.
Гольберг задумчиво провел рукой по подбородку, словно решая, стоит ли ему вмешиваться в разговор.
— Вы не понимаете — майор не имел в виду настоящего допроса.
— Разумеется, — подтвердил следователь.
— Я так и понял, — согласился пилот, — но, вероятно, вы все же захотите о чем-то спросить, раз уж карты открыты…
— Я убежден, — прервал его майор, — что существуют какие-то мелочи, детали, известные кому-то из вас, которые могут вывести нас из тупика. Но что это может быть? И как отыскать их среди обычных, повседневных наблюдений?
— Понятно. Мне сейчас вспомнился один разговор, который произошел в прошлую среду или четверг. Я говорил с Шмидтом в узле связи. Он был весьма рассеян, перед ним лежал открытый блокнот с какими-то числами. «Что это вы занялись головоломками, от нечего делать? — спросил я его. — Надеюсь, вам здесь не скучно?» — Бедняга Шмидт усмехнулся и сказал: «Головоломки? Вряд ли, хотя и задали они мне задачу». И он посмотрел на меня, как на пустое место.
— Отсутствующим взглядом, — уточнил доктор.
— Вот именно.
— Видимо, у него было нарушено управление вниманием, ибо…
— Ну, конечно, — подтвердил майор, — иначе и быть не могло.
В глазах Неймана мелькнула улыбка, и Родин вдруг подумал, что этот медлительный, флегматичный человек чем-то очень привлекателен. В его медлительности чувствовалась основательность, в спокойствии — уверенность.
Родин протянул ему раскрытый блокнот Шмидта.
— Да, это его заметки. — Нейман полистал странички. — Кто бы мог подумать, что все это так окончится? Бедняга Шмидт, пилот снова взглянул на числа. — Пожалуй, это они. Держу пари, что это те самые числа.
— Вы абсолютно уверены?
— Абсолютно — нет. Но если это не те числа, что я тогда видел, то очень на них похожие. Вот все, что я хотел сказать…
Едва за Нейманом закрылась дверь, доктор вскочил с песта и возбужденно забегал по комнате.
— Выходит,
— Исключить этого нельзя.
— Но есть еще вероятность, — продолжал Гольберг, — Шмидт вовсе не был ни с кем связан, а наоборот, сам о чем-то узнал. А что, если эти числа являются тайным сообщением, которое он стремился расшифровать? И поэтому он должен был умереть — как нежелательный свидетель?
— Мне эта мысль тоже приходила в голову, — отозвался майор.
— И еще. Если эти числа действительно как-то связаны со смертью Шмидта, то Нейман ничего общего с убийством не имеет. Ибо в противном случае он не обратил бы на них нашего внимания.
— А что, если он сделал это умышленно, в надежде выпытать, что нам известно?
— Хорошенькая работенка, — доктор взлохматил свою весьма жидкую шевелюру, — фактов практически нет, а те, что есть, можно истолковать двояко. К тому же… А вот и следующий!
Смущенно улыбаясь, в комнату вошел Юрамото.
— Я ненадолго, — селенолог присел на краешек стула, ведь река уносит грязь лишь в одном направлении. Как и река времени.
Родин мельком взглянул на часы.
— Верно. Время нас действительно поджимает. Ведь до смены экипажа станции Залива Духов осталось совсем немного — это время скоро будет измеряться часами.
— И вы предполагаете до смены закончить следствие?
— Обязан, ибо на Земле эта ваша река унесла бы с собой слишком много важных улик.
— Да, кстати, — встрепенулся Гольберг. — Вы мне напомнили. Река… форель… Простите!
— Каждый цветок тянется к солнцу. — Селенолог посмотрел на смущенного доктора. — Вы уже подумываете о возвращении?
— Конечно. Но, разумеется, лишь после того, как это дело будет… закончено.
— А пока конца не видно. Жаль. Но, как известно, последняя капля переполняет чашу. Я раздумывал над вашими словами, майор. И вспомнил об одной мелочи, которой сначала не придал никакого значения. Но сейчас, для полноты картины, мне кажется, она пригодится. В ту субботу я по телефону разговаривал с Шмидтом. Незадолго до его смерти. Не исключено, что я был последним, кто слышал его голос.
— В самом деле? Это интересно. Вы говорите, по телефону…
— Да. Он позвонил и спросил, не у меня ли случайно Мельхиад. У меня его не было. Весь разговор состоял из нескольких слов.
— Нескольких слов, — задумчиво повторил майор. — Когда это было?
— В 10.49 утра.
— Не показался ли вам вопрос Шмидта странным? Необычным?
— Нет. Определенно нет.
— А его голос?
— Тоже нет.
— Часто вам задают подобные вопросы?
— Иногда, майор, время от времени.