Как я был великаном (сборник рассказов)
Шрифт:
— Тем самым вы признаете, что и у вас есть свои невзгоды. И не только стихийные.
— Мы же не говорим, что наш путь устлан розами. Кстати, и у роз есть шипы. Как биолог, вы должны это знать.
— Ваша работа, — сказал Маккент, — полезна для общества. Вы кружитесь около виновного, а он об этом не знает. А может быть, и знает… нет, не хотел бы я быть в его шкуре — круг сужается.
— Наверное, это не очень приятно. — Взгляд майора был устремлен куда-то вдаль. Неясная мысль коснулась его сознания, будто слова
— Затрудняюсь сказать. Очевидно, за завтраком. Да, совершенно верно — в столовой.
— А что вы делали потом?
— Работал. Здесь, в оранжерее. Потом надел скафандр и совсем собрался в лабораторию, как вспыхнула ракета и прозвучал сигнал тревоги. Я сразу понял, с кем несчастье.
— Что вы имеете в виду?!
— Ракета вспыхнула над радиотелескопом, а там работал Шмидт. Я прошел шлюзовую камеру и побежал к базе.
— Вы никого не встретили по пути?
— Никого.
— У входа вы были первым. Не подскажете ли, в каком порядке прибежали остальные?
— Попробую вспомнить. Через несколько секунд появилась Рея Сантос. Потом из базы выбежали Глац и Мельхиад, следом за ними — Нейман и Юрамото, и наконец появился Ланге. А, собственно, вам это к чему?
— Мы хотим восстановить полную картину.
На обратном пути доктор молчал. Он заговорил, лишь сняв скафандр в комнате Родина.
— Н-да, — он покачал головой, — Маккента придется вычеркнуть. Нет сомнения, что именно он был первым у входа. Меньше чем через две минуты после появления ракеты. Никакие силы не могли помочь ему пробежать расстояние от радиотелескопа сюда, вниз, за две минуты.
— Я бы задал дополнительный вопрос, — тихо произнес следователь. — Маккент бежал от оранжереи и был у входа первым. Рею Сантос тревога застала тоже почти у оранжереи, и она прибежала второй. Интересно, не правда ли? Особенно если учесть, что они не встретились.
— Итак, значит, Нейман или Юрамото. Кто бы мог подумать? — Эрза Гольберг с недоверием смотрел на листок бумаги. Из восьми имен шесть было вычеркнуто. — Знаете, даже сейчас я бы не отважился гадать, кто из двоих это сделал. Оказывается, быть гадалкой не так уж легко.
— В криминалистике не только трудно — рискованно.
— Очень рискованно. С кого же начнем… Я имею в виду начнете?
— Пожалуй, — майор секунду колебался, — с Неймана. Идет?
— С Неймана, так с Неймана. Кое-что мы о нем знаем, то есть — чем он занимался утром. Алиби у него есть.
По словам Глаца, Нейман утром находился в его кабинете. Они вместе готовили радиограмму на Землю. После окончания, примерно в 10.50, Нейман ушел. Чем он занимался потом?…
— Что я делал потом? — Нейман лениво прищурил глаза. Направился к ракетоплану.
— Вы
— Да, после обеда.
— И поэтому пошли подготовить машину?
— Совершенно верно.
— По дороге встретили кого-нибудь?
— Нет.
— Этим ракетопланом, как вы его называете, можно управлять и на расстоянии?
— Конечно.
— Могли бы вы сэкономить время и проверить исправность приборов, не поднимаясь в кабину ракетоплана?
— Да, но этим я бы ничего не достиг.
— Не понимаю.
— Ракетоплан стоял рядом с радиомаяком, с которого осуществляется дистанционное управление. И поскольку я все равно был там, какое имело значение — проводить проверку с маяка или непосредственно из кабины?
— Правда ли, что Шмидт ловил сигналы с Земли?
— Да, радистов-любителей, — подтвердил пилот, — он даже посылал им открытки.
Когда они остались одни, доктор внимательно посмотрел на следователя. Наконец он провел ладонью по лбу, словно отирая капли пота.
— А что делать? — промолвил он. — Кто бы мог подумать! Итак, все-таки Юрамото! Неужели он?… — Гольберг покачал головой. — Но арифметика неумолима — остается он один. У всех остальных есть алиби. Надежное, стопроцентное алиби.
— А Неймана вы зачеркнули?
— Конечно. Если за три минуты до тревоги он занимался рефлекторами ракетоплана, то в 10.59 его не могло быть на холме у радиотелескопа. Так же как и Ланге… О чем вы задумались, майор?
— Ну, как бы вам получше объяснить? Меня гложет… мысль, что я забыл о чем-то важном. Что мы в чем-то ошибаемся, что-то проглядели. Я почти ухватил эту мысль во время беседы с Маккентом, но потом она вновь от меня ускользнула.
— Вы не можете что-то вспомнить?
— Вот именно.
— Ничего, — уверенно сказал психиатр, — обязательно вспомните. Стоит лишь воспроизвести весь разговор, восстановить все подробности, представить себе все визуально. Кто где стоял, выражение лица и тому подобное. И вы схватите эту мысль, что упорно скреблась в вашей памяти. А теперь пойдемте к Юрамото, последнему в нашем списке.
Сейсмическая станция, расположенная у самой подошвы обрыва, напоминала половину исполинского яйца допотопного ящера. Серо-белые стены четырьмя иллюминаторами глазели на плоскую долину, раскинувшуюся перед базой.
— Так вот где вы работаете, — произнес Родин, осматривая овальное помещение, — я представлял себе кабинет селенолога иначе.
Лицо Юрамото осветила приветливая улыбка.
— Это не единственное мое рабочее место. Но здесь я бываю часто. Здание построено в стороне от других помещений, так как здесь установлен один из сейсмографов.
— Здесь?
— Да, прямо под вами, в шахте. Он помогает нам слушать Луну.
— Это, верно, очень чувствительный прибор?
— Хотите взглянуть?