Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Как жить человеку на планете Земля?
Шрифт:

Рационалист: Развивая эти мысли, Ницше дает психологический анализ чувств сострадания и жестокости. Он отвергает первое и славит второе: «Ваше сострадание относится к «твари» в человеке, к тому, что должно быть сломано, разорвано, обожжено, закалено, очищено, к тому что страдает по необходимости и должно страдать. Наше сострадание более высокое и более дальновидное, – мы видим, как человек умаляется в изнеженности и слабости». В целом речь идет об укорененности жестокости в человеке и это духовное свойство рассматривается им как предпосылка некоего творческого взлета. Именно в таких условиях формируется тот, кто может быть самым непохожим на других и соответственно самым великим. Это должен быть человек, стоящий по ту сторону добра и зла, господин своих добродетелей, обладатель огромного запаса воли, что и называется подлинным величием. В целом он обосновывает такой свой взгляд своей любовью к людям: «Человек – симпатичное,

храброе, изобретательное животное, ему не страшны никакие лабиринты, – я люблю его и думаю о том как улучшить его и сделать сильнее, злее, глубже»…

Виктор: Далее Ницше развивает учение, обосновывающее гипотезу сверхчеловека, об иерархии, рангах в самом человеческом обществе на основе теории наследования социального и морального опыта (развивая, по сути, идеи Г. Спенсера – отца эволюционной психологии). При этом он высказывает совершенно не современные в научном плане, но раздуваемые СМИ сегодня, идеи расизма. Выстраивается иерархия морали господ и морали рабов. Основное превосходство людей знатной породы, аристократов заключается, по его мнению, не в физической силе, а в душевной, – «это более цельные люди» (идеализация касты), считающие себя не функцией, а смыслом и высшим оправданием существующего строя, считает он. «По отношению же ко всему более низкому, чуждому можно поступать по своему усмотрению, по влечению сердца, по ту сторону добра и зла», – утверждает он, – обязанности существуют только по отношению к себе подобным. И все это провозглашается не в силу каких-то абстрактных принципов, считающихся нравственными или безнравственными, а в силу того, что «сама жизнь и есть воля к власти». Ибо «жизнь по существу своему есть присваивание, нанесение вреда, преодоление чуждого и более слабого, угнетение, суровость, насильственное навязывание собственных форм, аннексия и эксплуатация». И совсем иначе дело обстоит с моралью, создаваемой для рабов: в категорию злого зачисляется как раз все мощное и опасное, обладающее грозностью, хитростью или силой. В целом, по Ницше, «общее благо» – вовсе не благо (для всех) и не должная цель. Требование общей морали для всех наносит вред, по его мнению, именно и прежде всего высшим людям. В соответствии с этим взглядом он делает следующий вывод:» Мы имморалисты! Болваны и очевидность всегда против нас. У нас мужество авантюристов, изощренное и избалованное любопытство, духовная воля к власти и покорению мира. Разве жизнь не слишком коротка, чтобы скучать!» Все эти романтические в чем-то формулировки и были использованы фашистскими лидерами уже в своих абсурдных целях для формирования идеологии и завоевания симпатий молодежи в целях достижения мирового господства. (Так, кстати, происходит и сегодня).

Рационалист: Следует заметить, что философы Европы исследовали и трактовали гипотезу сверхчеловека и без прямого обращения к философии древней Индии (в Европе с философией Упанишад познакомились впервые только в начале 19 века), – причем, трактуя ее и в союзе с Богом и без того. В России, в частности, на этом пути этического интеллектуального поиска также было характерно появление мотивов антихристианства. К. Н. Леонтьев – русский Ницше. Биолог-натуралист, он переносит биологические законы на историческое бытие.

Леонтьев: В природе нет морального начала, нет равенства, – гармония основана на борьбе. В социальной видимой неправде таится невидимая социальная истина. Эстетическое мерило – самое верное. Гармония в эстетическом смысле есть деспотизм формы, приостанавливающий центробежные силы. При этом не следует забывать и основной закон красоты – разнообразие. Будет разнообразие – будет и соответствующая жизненная мораль. Всеобщее равноправие и равноправное благоденствие убило бы такую мораль.

Рационалист: Леонтьеву вторит В. В. Розанов, Н. О. Лосский, С. Н. Булгаков. В подобном ключе развивается этический поиск в рамках и так называемого религиозного неоромантизма (Д. С. Мережковский и его группа: А. Блок, Вяч. Иванов, З. Гиппиус). Шла речь и о различных видах синтеза: христианство и язычество, к примеру, синтезируются в рамках т. н. «русского декаденства». Е. П. Блаватская вообще создает грандиозный синтез мировых религиозно-философских идей, формируя т. н. теософию. Н. К. Рерих, Е. И. Рерих идут по пути синтеза буддизма и теософии.

Виктор: Н. А. Бердяев создает, как было сказано, так называемую этику творчества. У него как бы умаляется и сам бог: человек есть дитя божие, но и дитя свободы, над которой не властен и сам бог (развивается концепция антииерархического персонализма, – близок титанизму Возрождения). Сегодня, кстати, на почве такого рода взглядов, в различных формах вновь прорастают семена т. н. «неоязычества».

Бердяев: Это высшая стадия морали, – этика творческой энергии, первожизни. Всякий творческий акт есть как бы взлет в иной план существования – акт трансцендирования, обретения истинной свободы.

Рационалист:

Л. И. Шестов (Шварцман) вообще отвергает вечные начала этики, которые «родились вместе с разумом и есть истинный враг человека, который ищет свободы и рвется к божественному» («На весах Иова»). Но Бог для него – Бог иудаизма, Иерусалима, вера в которого превыше всякой логики («Афины и Иерусалим»).

Виктор: Как видим, в целом, был довольно пестрый набор по-своему глубоких этических взглядов. Похоже, все они способствовали дальнейшему развитию событий. Как известно, Россия дожила до страшной революции 1917 года, после которой до 90-х гг. 20-го века в ней господствовала уже единая, универсальная, «непоколебимая», как представлялось, так называемая марксистско-ленинская этика.

Рационалист: Кстати, предпосылки для такой этики сформировались в период Просвещения. 18 век – историческая эпоха развития человечества, сущность которой (по замыслу) – в широком использовании человеческого разума, науки (опять-таки) для реализации целей социального прогресса, на соответствующих этических_основаниях. По сути дела, речь идет о формировании положений соответствующей морали. Велика была при этом роль философов Франции: Вольтер, Монтескье, Руссо, Дидро, Гольбах, Гельвеций. (Философы – атеисты – просветители резко критиковали развращенность образа жизни представителей светской и религиозной элиты, лицемерие деятелей католицизма). Отстаивается идея общественного договора, посредством которого создается общественный организм – гражданское общество, в котором важнейшее место занимают понятия справедливости, долга, честности, благоразумия, умеренности, ограничения личного интереса во имя интереса общественного. (Как это похоже на пропагандируемые сегодня и у нас европейские ценности). Оправдывается революция против деспотизма, нарушающего общественный договор, проповедуется разумное законодательство и политика. Основным понятием т. н. сенсуалистической этики 18-го века провозглашается понятие естественной морали, – предполагается, что имеется некий природный идеал, естественный закон, который забыт человеком или искажается в силу определенных социальных причин. (Исходя из такого понимания морали и нравственности, особое значение придается воспитанию, просвещению человека, которое рассматривается как социальная программа. Задача просвещения – довести до монарха, до общества первоначальный, неискаженный идеал. (Кстати, еще «даосы» древнего Китая создают культ опрощения и возврата от цивилизации и государственности к первозданной природе). Разрабатывается теория «разумного эгоизма», согласно которой, преследуя свои частные интересы, человек способствует общественному благу.

Виктор: По сути дела просветители создавали идиллическую картину будущего буржуазного общества всеобщего благоденствия. Но история оказалась более реалистической и жестокой: была, к примеру, кровавая революция, потом реставрация, потом установление жестокого капиталистического строя в той же Франции, потом Парижская коммуна и кровавая резня на баррикадах и т. д. Напомню, что этому веку принадлежит и творчество упомянутого маркиза де Сада. Последний отрицает союз свободы и добродетели. Поэтому в политике он усматривает только цинизм: лишь делается вид, что соблюдается законность, – действует всецело закон силы, вдохновляемый волей к власти, – обладать, разрушать, убивать без всякой жалости, – мечта сверхчеловека в атеистическом формате. (Но он показал и крайние последствия такого бунта, – с одной стороны, замкнутая тотальность, стремление к всемирному господству, и, как результат, ко всемирному преступлению; а с другой стороны, и то, что самый сильный, переживший всех бунтарь всегда будет одинок и несчастен). Поэтому сама концепция рассыпается в прах, – человек, по самой своей сущности, так жить не может. В целом, рассуждая о «возможности – невозможности» преодоления меры «человек», нельзя не обратиться к Гегелю. Один из законов, на который тот обращает внимание: закон перехода количества в качество и наоборот, – закон меры.

Гегель: Мера есть определение каждой вещи. Уходя за пределы меры, процесс затухает и вещь погибает, – происходит переход из количества в качество. Наивысшая зрелость, которой что– либо может достигнуть, это та ступень максимума, на которой начинается его гибель. Но при переходе границы меры появляется и новое качество.

Рационалист: 18 век – век секуляризации, наступления нового времени и в России. В этот период ощущается сильное влияние французского Просвещения, развивается научный взгляд на этику. Но в этических воззрениях российских мыслителей причудливо уживались и соединялись и научные взгляды на основе материализма и позитивизма (в частности, критический реализм Герцена, Чернышевского, Белинского, Добролюбова) и религиозно-мистические положения (из Европы пришло и масонство). Противоречивость и несоединимость таких взглядов с православной религией всегда глубоко переживалась крупнейшими представителями русской интеллигенции.

Поделиться:
Популярные книги

Черный маг императора 3

Герда Александр
3. Черный маг императора
Фантастика:
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Черный маг императора 3

Новик

Ланцов Михаил Алексеевич
2. Помещик
Фантастика:
альтернативная история
6.67
рейтинг книги
Новик

Бывшие. Война в академии магии

Берг Александра
2. Измены
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
7.00
рейтинг книги
Бывшие. Война в академии магии

Завод 2: назад в СССР

Гуров Валерий Александрович
2. Завод
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Завод 2: назад в СССР

Надуй щеки! Том 4

Вишневский Сергей Викторович
4. Чеболь за партой
Фантастика:
попаданцы
уся
дорама
5.00
рейтинг книги
Надуй щеки! Том 4

Жандарм

Семин Никита
1. Жандарм
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
аниме
4.11
рейтинг книги
Жандарм

Мастер Разума

Кронос Александр
1. Мастер Разума
Фантастика:
героическая фантастика
попаданцы
аниме
6.20
рейтинг книги
Мастер Разума

Развод с генералом драконов

Солт Елена
Фантастика:
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Развод с генералом драконов

Аргумент барона Бронина 2

Ковальчук Олег Валентинович
2. Аргумент барона Бронина
Фантастика:
попаданцы
аниме
сказочная фантастика
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Аргумент барона Бронина 2

Белые погоны

Лисина Александра
3. Гибрид
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
технофэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Белые погоны

Найди меня Шерхан

Тоцка Тала
3. Ямпольские-Демидовы
Любовные романы:
современные любовные романы
короткие любовные романы
7.70
рейтинг книги
Найди меня Шерхан

Надуй щеки! Том 5

Вишневский Сергей Викторович
5. Чеболь за партой
Фантастика:
попаданцы
дорама
7.50
рейтинг книги
Надуй щеки! Том 5

Счастье быть нужным

Арниева Юлия
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.25
рейтинг книги
Счастье быть нужным

Один на миллион. Трилогия

Земляной Андрей Борисович
Один на миллион
Фантастика:
боевая фантастика
8.95
рейтинг книги
Один на миллион. Трилогия