Какого цвета небо
Шрифт:
– Ну, вообще-то… – глухим басом начал тугодум Совков, – нельзя сводить жизнь к элементарному: еде – одежде – спанью. Вообще в животного превратишься!
– Очень правильно! – сказал я и вытаращил глаза.
Инна Солодовникова – она тоже окончила школу с медалью и вместе со мной составляет третью возрастную часть нашей группы – уважительно глядела на Совкова, строго прервала меня:
– Перестань паясничать, Иван!
И я опять вспомнил Лену, даже, воспитывающая интонация у Инны была та же.
–
– Хорош ребеночек! – завистливо проговорил Мангусов.
– Да-а-а, у Заболотной тогда отличился! – усмехнулся Золтанов.
– Это он для удобства под дурачка работает, – сказал Казя.
_ – Пап-ра-шу не оскорблять товарища! – Рая с Валей одновременно придвинулись ко мне: – Иван, мы приглашаем тебя на танцы! Пойдешь?
– Он женат! – напомнил Казя.
– Он – не может! – пояснил Мангусов.
– Иван! – сказали Рая с Валей. – Мы здесь все свои: сколько раз изменял жене? Только честно!
Хорошо хоть звонок на занятия зазвенел.
Профессор Серегина, скромная и худенькая старушка – Мангусов говорил «дробненькая», – читала нам математический анализ и аналитическую геометрию. Ничего профессорского в Серегиной не было, хотя и не одно уже поколение студентов сдавало математику по ее учебнику. Встретил бы ее в магазине – решил, что ведет хозяйство, растит внуков. Одета просто, волосы старомодно уложены узлом на затылке, беленький воротничок выпущен на пиджак почти мужского покроя. Студенты сейчас вообще хорошо одеты, поэтому очень простецкой казалась Серегина на нашем фоне. А после лекций ее встречал шофер на «Волге».
– Живут же люди! – говорили Рая с Валей.
– Близок локоть!… – вздыхал Казя. И они опять начинали хохотать.
– Дети! – говорил я Капитоновой, кивая на них. Аналитическую геометрию Серегина читала нам параллельно с анализом. Очень занятно мне было, когда заданные в отвлеченной форме, в виде уравнений прямые и плоскости вдруг приобретали совершенно ощутимое значение: каждую из них можно было далее вычертить в тетради или на доске! Попробовал и самостоятельно проделать некоторые задачи – тоже получалось. А Мангусов – мы с ним обычно рядом сидим – вздохнул:
– Вот и мне так легче, когда увижу уравнение в виде плоскости или прямой, вообще фигуры. Прикладные мы с тобой люди, что ли?
Я посмотрел на него:
– Инженеры, а не ученые?
– Ну, наверно… Начерталка нам с тобой должна прийтись по душе.
И все-таки у меня неожиданно оказалось два хвоста: задания по начерталке и по физике. Вот как это получилось.
После практических занятий по физике отношение ко мне в группе слегка изменилось. Кое у кого, вроде Кази, открылись новые возможности, которые они и не замедлили использовать.
Казя сел рядом со мной по другую сторону от Мангусова.
– Иван, я буду заботиться о тебе! Если ты будешь делать еще и мои задания, твой технический кругозор значительно расширится, понимаешь?
– Как не понять! – сказал Мангусов.
– Вот так-то, Иванушка. – Казя взял у меня из-под носа тетрадку. – А ну-ка, проверим твой почерк.
– Совершенно несгибаемый человек! – сказал я Мангусову.
– Ничуть не удивлюсь, если именно Казя будет первым на Луне! – ответил он.
– А я вам оттуда «сделаю ручкой»! – пообещал Казя, уже списывая с моей тетради домашние задачи по аналитической геометрии.
И по физике, и по начерталке каждому из нас выдали отдельные задания. Срок сдачи и того и другого – первое ноября. Из всей нашей группы первым начал выполнять задания я, но только не свои.
Казя на лекции Малышева подсунул мне свое задание по начерталке. Я сначала машинально взял его, а потом уже и с интересом начал разбираться, чуть тут же не стал решать. Но Мангусов забрал от меня задание Кази, сказал ему:
– Ты ведь свой диплом хочешь иметь, не чужой? – И демонстративно спрятал задание Кази в свой большой и красивый портфель, еще добавил: – Тридцать второго Иван тебе сделает, у него на свои-то задания времени нет!
– Вот чудаки! Да я просто так показал Ивану.
– Лекция идет! – строго напомнил Мангусов.
А через день или два Казя, угостив меня предварительно сигаретой, чем тотчас напомнил мне Петю-Петушка, пригласил меня к подоконнику в коридоре, на клочке бумажки начертил окружность, сверху и снизу зажатую двумя плоскостями, спросил безразлично:
– Как тебе кажется, какое движение будет у шара – абсолютное и по отношению к плоскостям, – если плоскости движутся параллельно и в одну сторону?
– Абсолютное такое же, как и у плоскостей, а относительного не будет.
– Так я и думал, – кивнул он. – А если плоскости движутся с равными скоростями, но в разные стороны?
– Центр тяжести шара будет оставаться на месте, а линейные скорости на его поверхности… – и замолчал, проверяя себя на всякий случай, – да, будут равны линейным скоростям плоскостей.
– Так я и думал. А угловая скорость шара?
– Поделишь линейную скорость плоскости на радиус шара, угловую получишь в радианах.
И тут мне стало самому интересно: а как вообще может меняться угловая скорость шара при изменении линейных скоростей плоскостей? Да если еще варьировать его диаметром, величинами коэффициентов трения, качения и скольжения?
– Забавная задача, а?… – спросил Казя, свернул свой клочок бумажки, затолкал его в карман моего пиджака.
– Ты знаешь, – сказал я, – а ведь она кажется простой только на первой взгляд.