Какого цвета небо
Шрифт:
– Я забыл, а мама не напомнила.
Я просто не имел права ни о чем забывать. А тут ко мне вдруг будто снова вернулось детство, когда сам ты можешь жить и радоваться, одна у тебя обязанность – вести себя нормально, а уж обо всем другом подумают за тебя старшие, теперь вот – Нина Борисовна и Яков Юрьевич. Будто даже усталость я вдруг почувствовал, а ведь выспался я ночью отлично…
– Ну, Иван, здравствуй! – сказала мне Нина Борисовна, а я увидел, что все они молча и внимательно смотрят на меня.
– Здравствуйте, – ответил
– А мы все время вчетвером жили, – быстро сказала Нина Борисовна.
– Да! – сказал Яков Юрьевич, и глаза у него опять были озорными.
– Мы бы с Татьяной пожили у вас хоть месяц, а? Если, конечно, Татьяна не будет возражать.
– А, доченька? – спросила Нина Борисовна.
– Да, интересно: будет она возражать или нет? – сказал Яков Юрьевич.
– Получается, что мы с Татьяной пытаемся взгромоздиться вам на плечи… – начал я.
– Но это же – временно, – договорила Татьяна.
– Спасибо вам, детки дорогие! – сказала Нина Борисовна.
– Раньше говорили: «Сына растишь – в долг даешь, дочь растишь – на ветер бросаешь!» – сказал Яков Юрьевич.
– Я через месяц выброшусь на ветер! – заверила Татьяна.
– Ну, давайте чай пить, – сказала Нина Борисовна и стала разливать в чашки чай.
После чая мы начали разбирать их рюкзаки и чемоданы. Чего-чего только в них не было! И я понял еще одно: большая разница, когда ты идешь в туристский поход недельки на две, и когда отправляешься в глухомань на полгода, а то и больше. И туристские базы не ждут тебя со свежим бельем.
– А все-таки профессия у вас – мужественная!
– Это так кажется только, Иван, – и глаза Якова Юрьевича опять стали озорными, он поглядел на Татьяну: – Мне, например, кажется, что и та, которую она себе выбрала…
– Да и у Ивана в цеху можно без рук-ног остаться, – перебила его Татьяна.
– Даже вот и вас вырастить, – Нина Борисовна вздохнула, – и то мужество надо.
Все утро были непрерывные телефонные звонки. И Яков Юрьевич, и Нина Борисовна продолжали оставаться начальниками своих экспедиций. С самыми разными вопросами обращались к ним те, что были вместе с ними. И каждый обязательно спрашивал, где они собираются вечером, чтобы отметить возвращение.
– И нас с собой возьмут, – шепнула мне Татьяна. – Это уж у геологов так принято, собираться вместе после благополучного возвращения.
Потом мы с Яковом Юрьевичем ходили в поликлинику: надо было перебинтовать руку. И тут неожиданно выяснилось, что это медведь – самый настоящий медведь! – попортил, как он выразился, ему руку.
– Кончились у нас продукты, мы втроем далеконько забрались… Ну, мне и пришлось за пятьдесят километров одному идти на базу.
–
– Не совсем так. Я, во-первых, спал. А во-вторых, даже и не хотел я с ним встречаться.
– А он – возьми и разбуди вас, как меня сегодня Нина Борисовна.
– Не совсем так. Костер у меня горел всю ночь. Я встал часа в три поправить огонь, отошел за валежником, тут мы и встретились.
– А он уже поджидал.
– Вот именно: для него ведь встреча была долгожданной. У меня с собой был только топор. Шкуру я, жалко, бросил, очень уж устал.
Из поликлиники мы шли очень медленно, я опять держал его под руку. И он, мне кажется, понимал, что со мной происходит.
И в ресторане я сел рядом с ним. На одном конце длинного стола сидела Нина Борисовна, а на противоположном – Яков Юрьевич. Татьяна села рядом с ней.
Народу за столом было – я сосчитал потихоньку – шестьдесят три человека. И люди разные: и мужчины, и женщины; и те, кто был в экспедициях, и те, кто ждал их дома; и по возрасту разные, и одеты по-разному, и все равно в чем-то самом главном – одинаковые!
Я думал, что все мужчины будут с бородами и баками, вот как Казя. Но за столом сидели только два или три парня с бородами.
Просто, весело и легко оказалось за столом, хоть никого, кроме Соломиных, я и не знал до сегодняшнего вечера. По очереди произносили тосты, выпивали, смеялись, вспоминали тайгу. Приблизительно так же, как я бы рассказывал о нашем заводе. И очень приятно мне было, что и к Нине Борисовне, и к Якову Юрьевичу люди относились по-настоящему уважительно! Вот как у нас в цеху относятся к Игнату Прохорычу или Горбатову. Это угадывалось по взглядам, улыбкам, коротким жестам.
А я все так и ждал, когда рука Якова Юрьевича коснется случайно моей. И не знаю, как он догадался, а только вдруг погладил меня по рукаву пиджака… И тогда я спросил негромко:
– А вот говорят, когда возвращаются из тайги, так гуляют по-настоящему.
Он внимательно посмотрел на меня, спросил тоже негромко:
– А разве у нас не по-настоящему?… – И чуть улыбнулся. – Всегда есть «люди около», понимаешь? Около большого дела, около большого человека, около жизни, в общем. Вот они-то в первую очередь и создают разные побасенки о том большом, около которого находятся сами.
– Поскольку сами – около?
– Ну да, – ответил он и протянул мне папиросы, а когда я взял одну, опять ласково и незаметно пожал мою руку.
Потом мы с Татьяной танцевали, и я все старался встретиться с ним глазами. И с Ниной Борисовной тоже, но с ним – особенно.
Шли домой, и я снова держал его под руку. А потом мы с ним долго сидели на кухне, молчали и курили. И он все не уходил спать, хоть и было уже пять часов утра, и Татьяна с Ниной Борисовной давно легли. Так я и видел: он отлично понимает, кем он уже мне стал!… Плохо все-таки, когда человек вырастает без отца.