Какого цвета небо
Шрифт:
Мы вчетвером просидели всю субботу, даже обедали и ужинали у нас. Татьяна была в комнате родителей, писала что-то, иногда заходила к нам, говорила:
– Нет, вы подумайте, сразу троих пригласил: вот это муженек!
– Подвезло тебе, Таня, – отвечала Валя.
– Такие, Танюша, как Иван, не идут пятачок за пучок! – в тон ей говорила и Рая.
Милка улыбалась, а я удивился: когда это они на «ты» стали?
Задания по начерталке мы успели сделать вчерне, потом все пришлось вычерчивать на листе ватмана.
С
– Ну, Егоров, а ваше задание, я считаю, вы уже выполнили, а я приняла его! – и показала мне листки, которые я отдал Казе, и другие листки – с моим решением задач Карасева и Гульцевой. – Вы перестарались, Егоров, решая чужие задачи: ваши попутные выкладки в них с лихвой, что называется, перекрывают и по объему и по сложности ваш вариант задания.
– А как же они? – спросил я, кивнув на ребят.
– Это уж – мое дело! А в их заданиях есть и самостоятельная работа. Если бы я не нашла ничего оригинального в их собственных решениях, не зачла бы их задания.
– Святые слова! – сказал я. – Простите, опять перестарался.
Она серьезно глядела на меня:
– Очень мне это по душе, Иван, что вы все время в одну и ту же сторону «стараетесь перестараться!»
15
Татьяна ласково и несильно толкала меня в плечо. Я сказал, не открывая глаз:
– Гражданочка, сегодня выходной!
Татьяна засмеялась, подождала минутку, снова начала покачивать мое плечо.
– Водку продают с десяти, – сказал я. – Успеем!
– Так-так! – сказала Татьяна, и голос у нее был какой-то глуховатый, поэтому я открыл глаза: Татьяна лежала, как обычно, рядом со мной и спала…
Сел рывком в постели, уже понимая, что это Татьянина мама Нина Борисовна, ведь больше ни у кого ключей от квартиры нет. И мне было почему-то никак не повернуться к ней, даже одеяло я стал снова натягивать на плечи… Все твердилось: «Соломины приехали! Соломины приехали!» Было как-то страшно: и что мы с Татьяной в постели, и что про водку я сказал, и, главное, что перед ее родителями я впервые в новом качестве…
– Да не бойся ты! – уже по-другому сказала Нина Борисовна, я повернулся к ней, она обняла меня холодной рукой за шею и поцеловала, потом чуть отодвинулась, не отпуская руки, и посмотрела мне прямо в глаза, как Татьяна; и глаза у нее были совсем как у Татьяны, такие же зеленоватые и насмешливые.
– Здравствуйте… – наконец-то сказал я.
– Это хорошо, что ты вежливый! – насмешливо произнес мужской голос. Я чуть повернул голову: у дверей, привалясь спиной к косяку, спокойно стоял невысокий широкоплечий мужчина, улыбался, пристально глядел на меня серыми озорными глазами.
А я еще заметил, что он курит, держа в правой руке папиросу, а левая висит на бинте, перекинутом через шею. Нина Борисовна
– Трудно мне, – сказал я, машинально делая Иванушку-дурачка. – Не привык я еще, когда родители дочери застают меня с ней в постели. Тем более, что мы еще и не зарегистрированы!
Они засмеялись, а я заверил:
– Но я постепенно привыкну, обязательно привыкну!
И тут мы стали все трое смеяться.
Татьяна потерлась щекой о подушку, ласково, так уютно потерлась, улыбаясь во сне. Нина Борисовна посмотрела на Якова Юрьевича, потом оба они – на меня и вышли на цыпочках в прихожую, прикрыли дверь. Я нагнулся, касаясь губами Татьяниного уха, прошептал:
– Проснись, слышишь? Проснись…
Она повернулась на спину, обняла меня за шею руками, не открывая глаз, Я сказал чуть погромче:
– В кухне кто-то ходит! Она приоткрыла глаза, в их зелени смеялось понимающее: «Опять розыгрыш?…» Но в это время в кухне звякнула кастрюлька, тявкнул Жук. Глаза Татьяны стали испуганно-встревоженными, зелень в них уже пропала. А тут из прихожей и шаги донеслись, шуршание одежды.
– Пусть воруют, – сказал я шепотом. – А то еще убьют! Вещи потом купим.
– Ну нет уж!… – И Татьяна полезла из постели.
– Погоди! – Я схватил ее за руку. – Я все-таки мужчина. – Вылез, на цыпочках подошел к высокой железной статуэтке Дон-Кихота, читающего книгу, взял ее в руку, подкрался к дверям.
Оглянулся. Татьяна уже сидела на кровати, в руках у нее было тяжелое мраморное пресс-папье. В прихожей опять прошуршали шаги. Тут я кинулся к двери, заорав:
– Караул!
Нина Борисовна стояла, прижимаясь спиной к стене, зажимала рот обеими руками, Яков Юрьевич прорычал мне в ответ:
– Ааооууу!… – Совершенно по-медвежьи у него получилось.
– Ива-а-ан – прозвенел отчаянный голос Татьяны,
– Ааооууу! – так же орал я.
– Ой, мама-папа!… – Татьяна хотела улыбнуться, морщилась и вот-вот готова была заплакать.
– Это мы проверяли, любишь ты Ивана или нет, – сказал Яков Юрьевич и крепко поцеловал ее.
– Оказалось – любишь! – сказала Нина Борисовна, тоже целуя Татьяну.
– Ну и в семейку я попала! – проговорила наконец Татьяна.
А я только тут вспомнил, что они ведь не виделись почти полгода! Сказал по инерции:
– Это я попал, а не ты.
– Ну, это – дело прошлое, кто из вас куда попал, – сказал Яков Юрьевич радостно и спокойно глядя на нас, протянул мне руку: – Поздравляем вас, ребята!
Я взял его руку, большую и крепкую… И от радостной признательности, что ли, только довольно сильно сжал ее. Серые глаза Якова Юрьевича чуть прищурились, и он начал сдавливать мою руку. Тогда я нажал как следует…