Какой простор! Книга первая: Золотой шлях
Шрифт:
— Я знаю этого человека.
Где-то далеко заурчал гром.
— Надо спешить, — заметалась Дашка. — Это красные наступают. Скоро начнут пленных стрелять.
Слеза попытался встать на ноги, но, подкошенный болью, вновь повалился на койку.
— Беги, дочка, на Днепровскую улицу, отыщи дом номер тридцать семь. Там, во дворе, во флигеле квартирует стрелочник Бондарев Трофим Кузьмич. Передай ему мой приказ — силой выручать товарищей. Скажи — постановление комитета. У Бондарева есть и оружие и люди. Пускай устраивают на кладбище
— А поверит Кузьмич мне на слово? Ты бы записку написал, — засомневалась Дашка.
— Поверит! Он тебя видал. Ну, с богом!
Дашка схватила Лукашку за руку, и они побежали на Днепровскую улицу. Стрелочник, по счастью, оказался дома. Это был дюжий, еще не старый бородатый человек. Он спокойно выслушал сбивчивый рассказ женщины.
— Рискованное предприятие… У меня под рукой есть три человека вооруженных. Но для такого дела четырех человек мало.
— А мы двое! — сказал Лука.
— С вами будет шестеро. Все равно маловато… Но приказ партии есть приказ, и обсуждать его не положено.
Стрелочник вышел в сенцы, открыл дверцу погреба, крикнул в темноту:
— Забирайте оружие и поднимайтесь на поверхность, ребята!
Из погреба поднялись трое рабочих с карабинами в руках и наганами за поясами.
Бондарев объяснил им задание.
Снова послышался гром — как будто сильней и ближе. Дашка нервно схватила стрелочника за руку. Завечерело. Все окрашивалось в синий прохладный цвет.
— Айда на кладбище, ребята, — приказал Бондарев.
На кладбище было уже свежо, по-осеннему шумели деревья. Где-то недалеко пулеметы веяли железные зерна, которые никогда ни в какой земле не дадут урожая. Бондарев стукнул в темное крохотное окно кладбищенской сторожки. Вышел мужчина на деревяшке.
— Ты не знаешь, где здесь в расход пускают нашего брата?
— Знаю!
— Ну, так проводи нас туда.
Ничего не спрашивая, сторож вывел людей на далекий пустырь, густо поросший кустами бузины.
— Здесь, — сказал он и собрался уйти.
— Постой, ты нам поможешь. Все лишний боец, — сказал стрелочник и расположил своих людей в засаде, скрытой кустами.
— А если пленных перебьют в подвале? — спросил Лука. На душе его было муторно.
Никто ему не ответил.
Вскоре на дорожке послышались быстрые шаги. Вели пленных. Дашка концами платка вытерла пот на лице, крепко сжала руку Лукашки.
Пленных вывели на пустырь, дали лопаты, и они молча принялись копать для себя могилу, швыряя влажную землю в сторону своих спасителей, лежащих в засаде.
Взошел месяц. Лука увидел, что белые ветви берез почернели, листья на них желтеют с краев, в середине еще держится зелень. Иванов копал, повернувшись спиной к сыну. Внезапно он обернулся. Лицо его было спокойно и мужественно, будто он и не думал о смерти, а копал, чтобы размять мускулы, задубевшие после сидения в подвале. И другие смертники, глядя на Иванова, работали так, будто не могилу себе копали, а боевой
Конвойные сидели на траве, положив на землю винтовки, и громко обсуждали, кому продать манатки расстрелянных.
Мурластый унтер злыми глазами следил за работой смертников. Только он один нервничал, сжимая в руке маузер, был настороже.
— Девять осужденных да нас шесть — всего пятнадцать. А солдат десяток. Вот и выходит, что нас больше, — шепотом подсчитал Бондарев.
Он приказал изготовиться, а через полминуты крикнул:
— Огонь!
Выстрелил и вскочил на ноги.
Грянул нестройный залп. С деревьев поднялась стая галок, закружилась над головами.
Лука видел, как упал в яму унтер, как отец схватил его маузер и всадил две пули в ближайшего солдата, видел, как второй солдат пырнул отца голубым, похожим на сосульку штыком.
С криками «папа, папа!» он бросился к свалившемуся на землю Иванову.
Видно, рана была не смертельна. Трое осужденных, захватив оружие, стреляли в растерявшихся солдат. Конвойные испуганно топтались на траве, подняв руки. Один из них слезно просил:
— Пощадите, товарищи, я ведь на своем веку мухи не забидел!
— Серый волк тебе товарищ, а не мы, — сказал Бондарев и напомнил своим: — Слеза наказал всю эту команду истребить…
— Истреблять не к чему, — возразил Александр Иванович, тяжело дыша. — Берите их в плен. Как-никак тоже русские люди, и незачем нам зазря переводить друг друга. Может, сгодятся еще. Кончится гражданская война, там разберемся.
На севере глухо и беспрестанно гремело.
Раненного в плечо Иванова подняли на руки и понесли с кладбища, к первой хате. Лука затарабанил в окошко. Выглянула женская голова.
— Чего вам?
— Человека недострелянного принесли. Отопри дверь.
— Звиняйте, — сказала женщина, — что я буду с ним делать? Горя с этим комиссаром не оберешься.
Она была непреклонна. Товарищи взвалили на плечи тяжелое тело Иванова и понесли его в город. Долго нести не пришлось. Их догнали всадники с красными звездами на фуражках — авангард Второй Конной армии красных. Всадники узнали, своего раненого товарища, осторожно положили в тачанку и, накрыв шинелью, повезли вперед, навстречу солнцу.
Палевое солнце всходило над плавнями, куда спешили люди и кони.
Дашка долго глядела вслед всадникам. И в ней зрело сознание, что прежняя жизнь кончилась и начинается новая.
XXVIII
Дашка поднялась на курган, села на его облысевшей макушке. В тысячный раз смотрела она за Днепр, за синюю полосу плавней, — на белую свечу колокольни села Каменки. Там, в Каменке, доживал век ее дед. Она любила это село и часто в детстве вплавь переплывала Днепр. Одной только ей известными тропками, через болота и колючие заросли терна, она пробиралась в Каменку, богатую абрикосами, дынями и арбузами.