Калейдоскоп, или Наперегонки с самим собой
Шрифт:
– Подойди-ка сюда! Тут в журнал вложили записку для тебя из деканата, – он демонстративно раскрыл журнал посещений и вытащил узкую полоску бумаги. – Тебе необходимо незамедлительно явиться… Вот, сам читай, тут всё написано.
– Лекция же сейчас, куда я пойду? – удивился Яшка.
– Ничего не знаю. Мне велено передать, а там решай. Написано, чтобы явился срочно.
– В деканат?
– Нет. Тут написано, куда…
На узенькой полоске было напечатано стандартным типографским шрифтом приглашение явиться в первый отдел института и уже от руки вписаны фамилия Яшки и номер группы.
– Пропущу
– Что ты ко мне привязался? – обиделся Курочка Ряба. – Мне велено передать – я передаю. А дальше сам разбирайся.
– Одного меня вызвали? – ухватился за соломинку Яшка.
– Да отстань ты от меня в конце концов! – окончательно рассвирепел староста. – Одного тебя…
Что такое первый отдел института и чем он занимается, Яшка пока не знал. Его довольно часто таскали в деканат, отчитывали то за пропуски, то за успеваемость, но и сейчас наверняка хвалить не станут в этом загадочном первом отделе. Однако – что это за зверь, в самом-то деле? И кому он там понадобился?
– Где мне его искать, этот первый отдел? – уныло спросил Яшка, собирая разложенные тетради.
– В том крыле, где ректорат, партком и профком, – откликнулся Курочка Ряба. – Мой тебе совет: будешь там, веди себя поскромнее. Меньше языком молоти, больше слушай и головой кивай. Таких гоголей, как ты, там не сильно уважают и быстро окорачивают…
Курочка Ряба, пожалуй, единственный из всех студентов на потоке был членом КПСС. Поэтому и особо сближаться с ним никто не хотел, разумно полагая, что от интересов основной массы он крайне далёк, потому что эти массы до его интересов просто не доросли. А некоторые, такие как Лобзик и Яшка, не только дорастать не собирались, но и откровенно посмеивались над ним. Классовыми врагами не были, но и в качестве друзей не годились.
Все прекрасно понимали, что многим, хотят они того или нет, а вступать в партию рано или поздно потребуется по карьерным соображениям. Едва ли это случится по зову сердца. От этого ярма никуда не денешься, но случится это, хвала аллаху, ещё не скоро. Лишь такие правильные и до идиотизма исполнительные, как Курочка Ряба, вступали в неё по молодости и без корыстных побуждений. С другой стороны, тем, кто не замышлял делать карьеру, использовав для этого высокое звание коммуниста, партия особо и не помогала. Всё-таки в райкомах не дураки сидели, чтобы не задать подозрительный вопрос: что этому странному и ни на что не претендующему кандидату от неё понадобилось? Непоняток никто, ясное дело, не любил, а тут вопрос на вопросе.
Староста, наверное, всё-таки помышлял о будущей производственной карьере. Для того и поступил в машиностроительный институт, только о своих планах никому не рассказывал, хотя это было шито белыми нитками. Засмеют те же бывшие школяры, не нюхавшие пороха. Да и друзей среди них у него практически не было. Какие могут быть совместные интересы у зрелого, но пока холостого мужика, и у безусых пацанов, у которых молоко на губах не обсохло? Посему и выпивать ни в какие студенческие компании его не приглашали, и это старосту наверняка раздражало больше всего. В студенческой среде приглашение участвовать в совместных разгульных застольях –
Загадочный первый отдел и в самом деле располагался в отдельном институтском крыле, где, по всеобщему студенческому мнению, нормальному человеку появляться не следовало, потому что здесь находились всякие бесполезные и даже вредные для жизнедеятельности студента организации: ректорат, партком, комитет комсомола, профком, бухгалтерия. Все кабинеты здесь были украшены красиво выписанными на стекле табличками с названиями, лишь на двери первого отдела висел скучный квартирный номер «1».
Тяжело вздохнув, Яшка постучал в дверь, и тут же из-за неё раздался жизнерадостный баритон:
– Заходите!
В небольшой комнате за стандартным письменным столом восседал совершенно бесцветный мужчина в сером костюме, белой рубашке и галстучке. Аккуратная стрижка, выбритые до синевы щёки – вот, пожалуй, и всё. Да ещё такие же серые, как костюм, глаза. Из мебели в кабинете был только большой коричневый сейф, стоявший за спиной хозяина кабинета.
– Садитесь, – кивнул мужчина и мельком глянул на листок, полученный Яшкой от старосты. – Как ваша фамилия?
– Яков Рабинович.
– Ага, Рабинович! – почему-то обрадовался мужчина. – Сочинитель песен! Давайте знакомиться. А я – Карасёв.
Яшка покосился на Карасёва, но ответной радости от встречи почему-то не испытал.
– Ну, и как вам у нас в институте? – зачем-то поинтересовался мужчина. – Нравится?
Вопрос был исключительно странный и даже неуместный, потому что Яшке оставалось до окончания меньше года, и любопытствовать, нравится ему здесь или нет, было уже поздно. О таких вещах четыре года не раздумывают. Но он решил не вступать в бесполезную дискуссию и, помня слова Курочки Рябы, только послушно кивнул головой.
– Как ваши оценки? – не отставал от него Карасёв. – Все экзамены сдаёте без пересдач?
– Нет, – Яшка развёл руками. – Всякое бывало…
– Верно! – Карасёв чуть не захлопал в ладоши от радости и вытянул из стопки, лежащей перед ним на столе, листок. – Тут помечено, что у вас была дважды пересдача по высшей математике, потом с физикой на втором курсе были неполадки… Но последние два семестра, вижу, всё сдаёте более или менее нормально. На троечки и иногда даже на четвёрки…
– Ну, это уж как получается. Меня устраивает, – Яшке совсем не нравился разговор про его успеваемость. Кто ему этот жизнерадостный Карасёв – отец родной, что ли, отчитывать за успеваемость?
Но собеседник его недовольства, кажется, не замечал:
– А скажите мне такую вещь: вы собираетесь заканчивать институт и потом работать в народном хозяйстве?
– Не понял… О чём вы?! – Яшкина челюсть отвисла, и он с удивлением принялся разглядывать хозяина кабинета. – Неужели непонятно?!
Мужчина скорчил постную физиономию и проговорил, словно отчитывал неразумное дитя:
– В том-то и дело, что непонятно. Сочиняете какие-то непотребные стишки, делитесь ими с друзьями, а те начинают распевать их при большом стечении народа… Только не говорите мне, что сами не понимали, что делаете! Как нам, скажите, к этому относиться?