Калейдоскоп
Шрифт:
Конечно, Моника могла раньше вернуться со своего занятия по пилатесу, а Генри запросто решился бы сбежать с уроков, чтобы посмотреть телевизор, но от их присутствия не разило таким откровенным ощущением опасности. И только от нахождения в непосредственной близости от одного конкретного создания могло так простреливать электричеством по позвоночнику и тянуть в старом, давно несуществующем шраме.
Гостья вальяжно развалилась в кресле, закинув длинные ноги в тяжелых ботинках на подлокотник. С коротким черным каре и челкой, в джинсовых шортах и красной клетчатой рубашке она выглядела совсем ребенком, даже куда более юной, чем в их первую встречу. Почти
При виде мужчины Астрид надула пузырь из жвачки и шутливо изобразила руками подобие реверанса.
– Крутой дом, – снисходительно сказала она, – как из рекламного буклета.
– Какого черта ты тут делаешь? – сухо поинтересовался Франц, абсолютно не испытывая восторга по поводу ее внезапного вторжения в его выстроенный, аккуратный мир, – как ты меня нашла?
– Не забывай, что у меня много друзей в Штатах, – усмехнулась девушка и соизволила опустить ноги с подлокотника, оставив на белом пушистом ковре грязные следы от ботинок, словно заявилась сюда сразу после прогулки по болоту, – Фрэнк. Дурацкое имя.
– Я даже не буду пытаться сделать вид, что меня интересует твое мнение, – огрызнулся в ответ Франц. Астрид нахмурилась, склонила голову на бок и слегка сузила свои зеленые глаза. Этот жест был хорошо знаком мужчине, как и многие другие ее повадки. Сейчас она разрывалась между желанием наслаждаться обменом любезностями и дальше или все-таки перейти к цели своего визита. Взбалмошная немка не была бы собой, если бы однозначно остановилась на втором варианте.
– Такая счастливая мещанская жизнь, – растягивая слова, промурлыкала она, – милая жена, парнишка, дом. Продаешь японские автомобили? Или нет… это слишком скучно, да и твой пиджачок из масс-маркета говорит о другом. Преподаешь в заштатном колледже какую-нибудь гуманитарную хрень? И потрахиваешь студенток?
– Ревнуешь? – усмехнулся Франц. Девушка скривилась, будто проглотила целый лимон, но быстро взяла себя в руки и холодно улыбнулась.
– Конечно, – фыркнула она, – мы ведь созданы друг для друга.
Словесная дуэль уже успела наскучить мужчине, и он опасливо поглядывал на часы, висящие над камином из белого кирпича. Ему совершенно не хотелось, чтобы в разгар их очередной разборки с Астрид объявилась Моника или еще того хуже Генри и проблема была даже не в том, каким образом представить семье свою гостью и объяснить ее присутствие в их доме. Эта гостья имела фантастическую способность разуверять Франца в убеждении, что его уже ничем невозможно удивить. Удивляла. Каждый чертов раз.
– Что тебе нужно? – прямо спросил Франц. Астрид театрально вздохнула и вся прежняя веселость мигом исчезла с ее лица, хотя в этом образе все равно было крайне сложно воспринимать ее всерьез. Как будто в его дом забралась девчонка-подросток, поклонница печально известного романа Набокова, выбравшая соседа по кварталу объектом хищных проявлений своей юной сексуальности.
Нужно было отдать должное ее умению перевоплощаться почти до неузнаваемости. И дело было даже не в частых сменах имен, фамилий или имиджа. Надевая на себя новую личность, словно какой-то предмет гардероба, Астрид обзаводилась новым набором повадок, привычек и даже мимики. Из нее бы вышла отличная актриса, и Францу временами было искренне жаль, что кинопробам и построению карьеры, которая была только удачным прикрытием, она все-таки предпочитала убийства.
– Не поверишь, но я здесь с благими намерениями, – заявила девушка, –
– Как мило, – хмыкнул мужчина, – но ты не думала, что я справлюсь сам?
– Я не исключала такой возможности, – призналась Астрид и взглядом указала на ряд фотографий на каминной полке, – но не хочется, чтобы пострадали невинные люди. Это твой сын?
Францу нестерпимо захотелось придушить свою гостью хотя бы только за то, что она посмела заговорить о Генри. За то, что ей хватило наглости и цинизма заявиться сюда, и теперь еще и пытаться манипулировать им посредством упоминаний его близких.
– Нет, – нехотя признался он, с неудовольствием признавая, что теперь он словно оправдывается перед ней, – это ребенок моей жены, но…
– Да брось. Злишься, что я спросила, – оборвала его Астрид, грациозно поднялась с кресла и сделала шаг навстречу мужчине, – но он интересоваться не будет. Решит, что мальчишка – такое же отродье. Он не успокоится, пока не уничтожит всех.
Франц тяжело вздохнул и попятился назад, расширяя границы своего личного пространства, в которые эта чертовка посмела вторгнуться без малейшей тени смущения. С каждым ее шагом границы эти становились все более и более эфемерными.
Она по-прежнему имела над всеми его органами чувств слишком сильную власть и до мужчины уже успел донестись приторный, но ядовитый аромат ее парфюма. Неизменный за сорок лет. Столько лиц, столько масок и один запах. Он бы посмеялся, представляя, как Астрид мечется по всем блошиным рынкам мира, чтобы добыть хоть каплю своих любимых духов, давно снятых с производства, если бы ситуация позволяла.
Он запустил руки в волосы и помассировал кожу головы, пытаясь всеми этими нехитрыми манипуляциями хоть немного унять нарастающую боль в висках.
– Я разберусь, – сухо сказал мужчина, наконец-то собравшись для этого с силами, – спасибо за заботу, но… убирайся.
Астрид недовольно цокнула языком.
– Какой же ты эгоист, дорогой, – осудила она своего собеседника и кивком головы указала на фотографии беззаботной семьи на полках, – хочешь втянуть их в этот кошмар, только потому, что тебе так удобно? Тебе на самом деле плевать на них, верно? Они – только часть картинки, которую ты себе нарисовал, в которой нет ни капли правды. Люди ведь также недолговечны как и вещи? Так что, в сущности, нет никакой разницы между твоей женой, пасынком и вот этим диваном из Икеи, – девушка со злостью пнула ни в чем не повинный предмет мебели. Язык ее тела кричал о приближающейся истерике и неясными оставались только ее причины. Астрид даже полвека спустя оставалась крайне загадочной особой. Франц невольно представил ее на кушетке в кабинете доктора Якоби.
Вы пытаетесь переложить свое чувство вины на чужие плечи?
Это связано со смертью вашего отца?
Вам нравится чувствовать себя жертвой?
Вы несчастливы и не можете допустить мысль, что кто-то может быть счастлив?
На мгновение Францу стало невыносимо жаль эту беспокойную девушку, стоящую посреди его гостиной с беспомощным и потерянным видом – совершенно чужую среди уюта и домашнего тепла, куда она вломилась прямиком из тех мрачных лабиринтов, в которые превратила свою жизнь. Он был вынужден напомнить себе, что Астрид сама, вполне осознанно, всегда выбирала путь наибольшего сопротивления.