Калиф-аист. Розовый сад. Рассказы
Шрифт:
— Значит, нет причины тянуть со свадьбой, — подытожил дядя Лайош. — Для помолвленных хуже нет, чем ждать, вот и не станем испытывать их долготерпение.
Был назначен ближайший день, который, по решению семейного совета, и для Франци окажется «наиболее удобным»; при этом сам Франци и рта не раскрыл. Да и что можно было возразить, когда дело зашло уже так далеко?.. Теперь оставалось обсудить вопрос, кому венчать молодых.
— Каноник Грубер в Шоте — твой родственник, верно ведь? Напиши-ка ты ему! — предложил дядя Лайош. — От Шота до Гадороша рукой подать, а если родичу твоему недосуг будет приехать именно в тот день, то мы под него подладимся и назначим другой срок.
Франци стоило немалых усилий подвигнуться на такое дело. Дядю своего он в сущности почти и не знал, хотя с ранних ученических лет чувствовал его поддержку. Однако просьба обвенчать их с Ирен была
Каноник отозвался незамедлительно. В елейных словах он выразил свое благословение, ласково посулив в означенный день явиться в Гадорош, дабы собственноручно возложить на выю любимого племянника сладостное ярмо священного брака. Свадьба обещала быть торжественной. Тетушка Илка и Ирен занялись лихорадочными приготовлениями; на следующий же день они отбыли в Шот за мебелью, и Франци узнал об этом лишь под вечер, когда не застал дома ни одну, ни другую. В Шоте они задержались, переночевав у сестры тетушки Илки, и возвратились обе в приподнятом настроении; им не терпелось поскорее попасть в пустую квартиру, чтобы прикинуть, как получше расставить мебель. А когда обстановка была наконец получена, женщины изо дня в день часами пропадали на новой квартире, обустраивая гнездышко. К счастью для Франци, ему не нужно было при этом присутствовать. Женщины без него чувствовали себя вольготнее, а так как он не проявлял интереса к новому жилью, обе они сочли за благо представить дело таким образом, будто бы это они не позволяют ему удовлетворить свое любопытство.
— Вы, Францика, в хозяйственных хлопотах только помеха. Мы уж как-нибудь и сами управимся. Зато какой для вас сюрприз: придете на готовенькое, когда все будет позади…
Ирен спешила покончить с приготовлениями, не находя себе места от нервной взвинченности и нетерпения. С некоторых пор у нее появилось ощущение, что победа ее не столь надежна, как ей казалось, и она пришла в ужас при мысли о возможном поражении… Уж хоть бы скорей состоялась свадьба!.. А свадьба приближалась день ото дня с неотвратимостью смерти. Во всяком случае, так казалось Франци: даже смерть своей заведомой неизбежностью и все же непостижимостью бессильна превзойти эту катастрофу. Но приход смерти хотя бы не торопят учтивыми вопросами, и от человека не требуется делать вид, будто он ждет не дождется своего конца. Понапрасну старался Франци избегать людей, понапрасну его мрачный вид и угрюмая неразговорчивость стали в городе притчей во языцех; не проходило дня, чтобы на службе, за обедом или в доме у тетушки Илки кто-нибудь не задал ему безжалостный вопрос:
— Когда же свершится великое событие? — И какая-либо из присутствующих дам непременно добавляла со вздохом: — Воображаю, как вы заждались!
А Франци иногда ловил себя на том, что он и в самом деле ждет не дождется назначенного срока. Должно быть, с таким же чувством осужденный на смерть дожидается дня казни, чтобы поскорей избавиться от нравственной пытки.
Переживания Франци отнюдь не напоминали нетерпеливость влюбленного, каковую предполагал в нем дядя Лайош. Наитягчайшие страдания причиняла ему та процедура, которой, согласно светским условностям, следовало радоваться. Закладка семейного очага превращалась для него в сущую муку. Незамутненной радостью она оборачивалась лишь для тетушки Илки, которая заново переживала свою молодость и наслаждалась приготовлениями так, словно сама была невестой. Девушкам юным и легкомысленным их будущий дом представляется игрушечной комнатой, а каждый предмет обстановки или утвари — очередной забавой. Ирен совсем не походила на таких невест, она уже загодя выказала себя расчетливой и мелочной хозяйкой. У Франци было такое чувство, будто обставляют для него тюрьму, а о подробностях он и слышать не желал. Лучше уж в карты играть с пожилыми дамами. Ирен эта его склонность была не по душе, ей приходилось заботиться о деньгах, а Франци по-прежнему без конца проигрывал. Иногда она пыталась помочь ему, издали делала знаки, чтобы предостеречь от слишком явного промаха. Но госпожа Баринович тотчас же выказывала недовольство:
— Жених и невеста действуют заодно.
Однажды на этой почве разыгралась баталия, когда госпожа Баринович накинулась на Франци и Ирен: «Немудрено выигрывать, ежели в четыре глаза смотришь!» Тетушка Илка горячо вступилась за молодых, и над уныло склоненной головой Франци разразилась борьба, как некогда над трупом Гектора. Сам Франци подобно Гектору
— Он даже и не взглянул на квартиру, — перешептывались в городе.
Наконец Ирен и тетушке Илке чуть ли не силком удалось затащить его туда. Их каждодневные усилия не пропали даром: вся обстановка была расставлена по местам, теперь оставалось лишь произвести генеральную уборку, чтобы семейное гнездышко было готово принять своих обитателей.
Вход в квартиру был со двора — с деревянного крыльца, выкрашенного коричневой краской и претенциозно именуемого верандой. Во дворе рос чахлый, старый тамариск да несколько кустиков мальвы у жалобно хлюпающего колодца. Вымощенная кирпичом дорожка от долгого пользования была вся вытоптана, и в выбоинах лужицами стояла вода. В глубине двора виднелось отхожее место, стыдливо замаскированное редкими побегами дикого винограда. Двор был темным — его накрывала тень от нового здания почты, расположенного по соседству. Франци с грустью вспомнил залитый солнцем розовый сад, доносящийся из беседок веселый девичий смех. Однако, по местным понятиям, новая квартира находилась в лучшем месте города, а «уютный, тенистый» двор составлял особое преимущество.
— Я всегда мечтала жить в центре города, — вздыхала Ирен.
Обстановка комнат была навеяна вкусами нового времени — в духе сецессиона. Франци не отважился признаться, до какой степени холодным кажется ему этот стиль, после семейного уюта его комнаты, среди старинных буфетов и комодов тетушки Илки. С тоской смотрел он на бесстыдно содвинутые кровати с цветной литографией мадонны над ними, на узкий письменный стол, задвинутый в темный угол столовой.
— Вы ведь все равно работаете только на службе, Францика.
За спальней и столовой следовала кухня, а за нею еще одна большая комната с окнами во двор и с альковом, она пока еще не была обставлена. Жилье в Гадороше сдавалось недорого, зато мебель была дорогой. Размеры комнаты несколько удивили Франци, а ведь она вроде бы и не упоминалась в договоре.
— Сюда можно будет поставить мамину мебель. Вдруг мама надумает остаться у нас… погостить… — растерянно проговорила Ирен. — А в алькове и Лаци сможет разместиться, — небрежно добавила она, словно несущественную деталь.
Но у Франци сжалось сердце. Он вспомнил свою мать: живет старушка в Пожони, в убогой комнатенке, и даже в мечтах не помышляет о том, чтобы переселиться к сыну, который вышел в люди, стал важным господином. У него было ощущение, будто и квартира эта принадлежит вовсе не ему, а какому-то чужому семейству, членом которого, по разумению всего Гадороша, в скором времени ему предстоит стать. Окончательно подавленный, он обернулся и глянул на анфиладу комнат. Дверь во двор была открыта, Ирен стояла в дверях, против света, — тощая, угловатая, и ему вспомнилась иная картина: Гизи, стоящая на пороге его комнаты, когда по поручению тетушки Илки она пришла позвать его играть в карты. На фоне розовых беседок нежный силуэт ее лучистой золотой каемкой вырисовывался в дверном проеме… При этом воспоминании кровь у Франци отхлынула от лица, все ему вмиг опостылело. Стать бы на минуту заупрямившимся ребенком, у которого пропала охота продолжать игру; заявить бы сейчас и Ирен, и тетушке Илке, и судьбе: «я так не играю».
Для Франци настали дни мрачных раздумий. Временами ему казалось, что теперь уже поздно и единственно достойная линия поведения — смириться со всеми последствиями своего трусливого молчания. Затем он принимался ломать голову над тем, в каких выражениях излить душу перед тетушкой Илкой, а может, и перед самой Ирен: бить ли себя в грудь или держаться с достоинством. День свадьбы был не за горами, и Франци теперь все чаще давали возможность побыть одному. Приятели, сотрапезники перестали подтрунивать над мрачным женихом и, хотя не предвещали добра этому браку, советовались промеж себя о свадебном подарке. Ирен, поглощенная приготовлениями к свадьбе, не вылезала от портнихи. Франци, думая свою думу, прогуливался по изуродованному розовому саду в самый дальний его конец, где проезжая дорога сворачивала к Дунаю, унесшему перекупщиков-сербов вместе с розами.