Калиф-аист. Розовый сад. Рассказы
Шрифт:
Сцена нежности, однако, не получилась: поцелуй вышел насильственный, по указке.
— Принесли бы мне из аптеки какое-нибудь лекарство, — молвила Ирен.
Тетушка Илка хотела было послать служанку, но Франци настоял, что небольшая прогулка только пойдет ему на пользу. Бежать, избавиться от муки хоть на несколько минут… Однако он вскоре понял, что избавления быть не может. Провизор, завидя его, выскочил навстречу.
— Значит, голова у тебя разболелась, дружище?
Франци поспешил уклониться от намеков, скрытых в глубине вопроса.
— Я не для себя беру.
— Тогда для невесты? Аспирин врачует любовный недуг… — плоско сострил Осой. — Говори после этого, что я плохой прорицатель…
Но
Невеста слабым голосом поблагодарила за принесенное лекарство. Полулежа на кушетке, она бросила растроганно-благодарный взгляд на стоявшего перед нею жениха со смоченной в воде облаткой. Однако Франци почудилось в этом другое — что именно, он и сам затруднился бы сказать. Благодарность Ирен была чересчур демонстративной, а склонность принимать причитающиеся ей услуги — слишком явной. Франци стоял перед нею, как новый лакей, которого барыня на первый раз с преувеличенной любезностью благодарит за стакан воды. В этот миг он вдруг осознал, что больше не хозяин самому себе. Он угодил в рабство. Перед ним находилась его повелительница, и можно было ожидать, что в следующий момент она выкажет недовольство. Так оно и вышло, поскольку Франци в замешательстве разрывал одну за другой облатки, никак не желавшие свертываться в пилюлю.
— Дайте сюда, недотепа вы этакий! — воскликнула наконец Ирен и выхватила у него из рук порошки. В жесте ее чувствовалось нетерпение исстрадавшегося человека. Впрочем, и презрение тоже. Очень красноречивым был этот жест, полный укора и осуждения. «Тут того и гляди голова разорвется, а от него проку ни на грош». Жест этот заставил Франци устыдиться. Но даже стыд привязывал его к Ирен. Связующие их узы были, что называется, на лице написаны, причем весьма мрачными чертами. Из всей веселой компании, что в тот день собралась у тетушки Илки, лишь обрученные выглядели хмурыми и угрюмыми.
Франци чуть ли не обрадовался, когда его позвали играть в карты. Но, конечно же, снова оказался в проигрыше.
— Зато вам в любви везет, — хихикали барышни Балог. Гизи на этот раз сидела не у него за спиной, на подлокотнике дивана, а где-то в дальнем углу и подыгрывала кому-то другому. Франци не решался бросить взгляд в ее сторону. Гизи тоже не смотрела на него, она признала за Ирен право собственности. Но и Ирен сейчас была Франци не помощница: ее одолевала мигрень. Правда, боли постепенно отпускали ее — так расходятся тяжелые, клубящиеся тучи на омраченном небосводе. Зато в голове у Франци вихрились заботы, сбиваясь в густые клубы. Ему не удавалось забыться, ни о чем не думать, как вчера! Каким легкомыслием с его стороны было ввязаться в игру! Что же теперь делать? Слать телеграмму матери, у которой и без того ни гроша за душой, и просить денег? Или одолжить у кого-либо из сослуживцев?
Франци выручила тетушка Илка, догадавшаяся о его бедственном положении. В таких случаях чутье ее срабатывало безошибочно. Когда Ирен стала собираться домой, чтобы отдохнуть, тетушка Илка сделала знак Франци: проводим, мол, ее на пару.
— Дадим картежникам передышку, тем более что им и без того захочется о вас посудачить, — шепнула она жениху.
А на обратном пути тетушка Илка с пристрастием допросила Франци. Вела она себя по-матерински
— Господи, отчего же вы не поделились со мной, дитя мое? Ведь вы же не среди чужих людей живете, а теперь и вовсе член семьи. Я заведую всеми денежными делами Ирен, у нас, можно сказать, общая касса. А вы и Ирен — одно целое, не так ли?
И тетушка Илка звонко расхохоталась, повергая Франци в смущение. А дома, когда они снова сели за карточный стол, она сунула в руку Франци приятно шуршащую банкноту.
— Рассчитываться будете с Ирен, — шепнула она. — Незачем меня благодарить, эти деньги вам дает Ирен. Думаю, так вам будет приятнее и спокойнее, — тетушка Илка опять засмеялась.
Деньги пришлись как нельзя кстати, Франци уже нечем было покрывать свои карточные долги. Игра в тот вечер развернулась очень азартно. Что же касается «приятного» и «спокойного» ощущения, то Франци предпочел бы оказаться в долгу перед кем угодно, но только не перед Ирен. К тому же долг этот возрастал, ведь расходов у Франци поприбавилось. Тетушка Илка сочла приличествующим справить от его имени богатый подарок невесте. Подарок она, оказывается, уже и присмотрела, а точнее говоря, они выбрали его вместе с Ирен. Кроме того, нужно было купить обручальные кольца. Дядя Лайош собирался в Шот и вызвался доставить кольца оттуда. Все эти заботы обсуждались с тетушкой Илкой, которая посулила подыскать молодоженам квартиру. Расходы полагалось взять на себя Франци, а он располагал лишь той суммой, что ссудила ему тетушка Илка из денег Ирен.
Франци было ясно, что даже первого числа ему не расплатиться полностью. Он все острее чувствовал, как увязает в путах. С Ирен об этих долгах они не говорили, да и вообще между собою почти не разговаривали. Былому сообщничеству, обычаю позлословить настал конец. На смену им пришли скованность и стеснение. Стать помолвленными не означало в Гадороше перейти к доверительным или вольным отношениям. Говорить друг другу «ты», обниматься? Упаси боже! Помолвленных стерегла дуэнья, а на «ты» не обращались друг к другу даже супруги. Теперь уже Франци не имел права в одиночку провожать Ирен по вечерам домой, и играть в карты на пару считалось для обрученных не приличествующим. Прижаться плечами, исподтишка коснуться друг друга, — об этом не могло быть и речи. Прежде им вольно было предаваться этим утехам хоть на виду у тетушки Илки, никто не заподозрил бы тут иного, кроме дружеской фамильярности. Но обрученным предписывалось неукоснительное подчинение правилам приличий и соблюдение должной дистанции. Жених и невеста были у всех на виду, каждый жест их становился предметом всеобщего обсуждения.
Так что Франци сидел в компании хмурый и мрачный, воспоминания о былой вольности лишь обостряли ощущение печальной перемены. О том, чтобы приблизиться к Гизи, и мечтать не приходилось, кончились золотые денечки! Франци не оставалось ничего другого, кроме как подсаживаться к картежникам, но и тогда ни одна из барышень не пристраивалась с ним рядом, тепло прижимаясь плечом и щекоча своими локонами. Конечно, можно было довольствоваться соседством Ирен, но и тут подобало держаться на приличествующем расстоянии, не вступать в оживленную беседу, но делать вид, будто «любовь сковала уста» молчанием.
Меж будущими супругами принято обсуждать свое дальнейшее совместное житье-бытье, об устройстве гнездышка они способны толковать до бесконечности, не упуская ни одной подробности, ни одной малейшей детали. У Ирен и Франци все было по-другому. Франци лишь нехотя, поневоле высказывался по поводу их будущего совместного существования, а Ирен все подробности обсуждала с тетушкой Илкой. О каждом своем плане и о принятом ими решении они сообщали Франци с таким видом, будто делали ему подарок.
— Неужели вы нам не благодарны за то, что мы все это продумываем вместо вас?