Калигула или После нас хоть потоп
Шрифт:
– Мы не можем оставить ее одну.
– Возьмем ее с собой, – сказал Мнестер. – Она девчонка способная, многому уже научилась, и, если будет работать, ей легче будет перенести страшый удар судьбы.
– С нами ей будет лучше, – поддержал его Грав.
– Мы заедем за ней в Затиберье, – решил Лукарин.
Центурион, услышав это, разорался:
– Никаких остановок! Прямиком к Эсквилинским воротам и вон из Рима!
Договорились, что Мнестер зайдет за Квириной и приведет ее к Эсквилинским воротам.
Квирина
Скавр встал.
– Ты далеко? – спросил его Бальб.
– Домой, – сказал он и подумал о реке.
– Не лучше ли тебе сегодня остаться у нас?
– Нет. Возьму лодку и отправлюсь на ловлю – на реке мне будет лучше.
Когда он ушел, тишина стала еще тяжелее. Бальб смотрел на Квиринины руки, которые зашивали паллу, чистил фитиль в светильнике, сердился, что масло плохое, что потрескивает и чадит.
Квирина отложила паллу, принялась за другую вещь. Это была туника Фабия. Туника из желтого полотна. Она сама красила полотно в желтый цвет, сама нашивала на него красные кружочки, они как веселые мишени. Столько раз он играл в ней безумного Санния, над которым так смеялись зрители.
Руки у нее задрожали. Туника Фабия. Ее теперь не надо чинить, он ее никогда не наденет. Она расплакалась, схватила тунику и убежала с ней в каморку, в их с Фабием каморку. Через тростниковую стенку Бальб слышал плач Квирины. Он разжег светильник и вошел следом за ней. Синеватый свет расползся по каморке.
– Выплачься, девочка, тебе будет легче. То, что случилось. не изменишь. Не бойся ничего. Ведь я с тобой. Ну, поплачь, поплачь. Завтра снова взойдет солнышко… И у нас есть работа, правда? Я доделаю тот фонарь. Ты мне поможешь его повесить, чтобы было больше света. В доме должно быть светло. Ну спи. я тебя разбужу, когда взойдет солнышко.
Он погасил светильник и вышел на цыпочках.
Из всего, что он ей говорил, в мозгу запечатлелось только слово "дома".
Дома. Дом. Дом. Это было их слово, это было святое слово, заклинанье, и в нем заключалось все ее счастье.
Бальб сидел в кухне затаив дыхание и напряженно прислушивался. Все плачет, все еще плачет. Это хорошо. Выплачется и уснет. Я завтра не пойду на работу. Пускай поспит подольше. Сон ее подкрепит.
Квирина затихла, она лежала на постели, где каждую ночь спала с любимым. В висках стучала кровь то быстрее, то медленнее. Кругом была непроглядная тьма.
Она слышала тихие шаги Бальба. Хоть бы он больше не приходил, не надо меня утешать, от этого еще больней. я хочу тишины.
"Она утомилась от слез, уснула, и теперь спит", – решил Бальб и лег.
Ночь была тихая, но обостренные чувства Квирины улавливали каждый звук.
Ночная жизнь не умерла, она отзывалась из тьмы. Донесся голос пьяницы, распевающего старинную песню. Пение
Желтая туника с красными кружочками лежит рядом. Квирина сжимает ее в руках, во рту у нее пересохло. Последний раз он надевал ее в Тревиниане. В тот вечер схватили раба, он что-то украл, и его били плетками. Раб ревел от боли, я плакала, а Фабий меня успокаивал: "Не плачь, девочка, это ничего. Если бы я был на его место, я бы не кричал. Ведь он не умрет. Боль пройдет, раны заживут, а жизнь останется. Всегда есть ради чего жить, моя милая. Что такое боль? Что такое мучение? Это и есть жизнь! Если, конечно, ты рядом!"
Если, конечно, ты рядом…
Отчаяние сжало ей горло, и она застонала. Но тебя уже нет со мной. Это и есть жизнь. Зачем она мне? Зачем она мне без тебя?..
Темнота душила. Холодный пот выступил у нее на лбу. Не можешь же ты оставить меня здесь одну, этого ты не можешь. Слезы снова застилали глаза.
Она мяла тунику Фабия. прижимала к губам, чтобы заглушить рыдания.
Мой милый, где ты сейчас? Куда я должна идти, чтобы найти тебя? Ты ждешь меня? Ты тоже не можешь быть счастлив без меня. Ты сотни раз повторял мне это. Я это знаю. Глаза ее раскрылись и засияли. Мы должны быть вместе, иначе нельзя. Ни минуты нельзя!
Она улыбнулась в темноту, погруженная в мечты, захваченная желанием быть рядом с милым. Она улыбалась как ребенок, который через минуту отправится в дорогу, о которой давно мечтал.
Она встала. Тихо ступая босыми ногами, как во сне подошла к полке.
Пошарила рукой, поискала. Металл обжег ее горячую ладонь.
Квирина села на кровать, опустила левую руку. Было немножко больно, но она не вскрикнула. Закрыла глаза. Живая теплота стекала ручейком по ладони к пальцам. Она откинулась на подушку. Пыталась представить лицо Фабия. Ей показалось, что он приближается. Это прекрасно!
Видишь, мой милый, скоро я буду с тобой. Она нежно улыбнулась. Густая тьма сомкнулась над ней.
Начинало светать.
За Эсквилинскими воротами актеры ждали Квирину.
– Мы должны ее тотчас чем-нибудь занять, чтобы она не думала об этом, – размышляла вслух Волюмния.
– Чего они не идут? – в десятый раз переспрашивал Лукрин, не отводя глаз от ворот, в которые въезжали повозки с людьми из деревень, но редко кто выходил из города. Внезапно он увидел Мнестера. Мнестер шел один. – Я так и знал, Квирина из Рима не уйдет.