Калигула
Шрифт:
— Мы? — злобно переспросила Невия. — Что значит — мы? Я не имею к этому делу никакого отношения.
— Калигула думает иначе. Каллист ясно дал понять, что обвиняемся мы оба. Считают, что ты моя сообщница.
— Но это… это…
Из глаз Невии брызнули слезы.
— Я бы с радостью избавил тебя от этого, но он хочет уничтожить нас обоих. Калигула убежден, что ты много знаешь.
— Да! — закричала Невия. — Я знаю даже больше, чем ты думаешь. Это чудовище затащило меня к себе в постель, чтобы я повлияла на тебя. И я, глупая, сделала это — для тебя, для
Макрон язвительно засмеялся.
— Ты действительно ждала от Калигулы благодарности? То, что ты была его любовницей, ничего не меняет. Теперь я понимаю, почему он и тебя хочет убить. Все, что напоминает ему о тех временах, должно быть уничтожено. На Гемониевых ступенях скоро снова вырастут горы трупов.
— Значит, ты не хочешь ждать процесса? — спросила Невия, опять ровно и спокойно.
— Я не буду играть главную роль в этой комедии и тебе не советую. В любом случае мы закончим на плахе. Такой радости я ему не доставлю. Мы должны уйти из жизни сами.
Невия в ужасе посмотрела на мужа.
— Но… но не сейчас… — голос ее дрожал.
— Сейчас или завтра утром — какая разница?
Вдруг Макрона охватил страшный гнев.
— Если бы я смог оказаться сейчас перед ним, с мечом в руке, я бы… я бы…
Он не договорил. К чему бессмысленные мечтания?
Макрон посмотрел на свой меч, подарок императора Тиберия, но выбор его пал не на него, а на кинжал. Он глянул на Невию. К сердцу Макрона подступила волна жалости, и он понял, что по-прежнему любит ее, несмотря ни на что.
«Невия не заслужила такой смерти, — подумал он, — но я не могу ее оставить. Это означает отдать ее на расправу Калигуле».
Он взял кинжал, подошел к жене сзади, взял за волосы и, резко откинув ее голову, перерезал горло. Оружие выскользнуло из его руки на пол. Потом бывший префект личной охраны императора Тиберия взял меч и приставил острие к своему сердцу. Его последней мыслью была просьба к богине мести Фурии отплатить Калигуле за все.
Спустя несколько часов император получил весть о смерти Сутория Макрона и его жены Эннии Невии.
— Обоих надо похоронить подобающим образом, — сказал Калигула.
— Я позабочусь об этом, император, — подал голос его секретарь Каллист.
— А сейчас займемся более важными делами. Как продвигается строительство храма Исиды?
— Он почти готов. Самое позднее через десять дней храм будет освящен.
— К этому событию я придумаю что-нибудь особенное. Божественная Исида должна найти в Риме свой дом, достойный ее.
В холодных глазах Калигулы появилось странное выражение. Секретарь замер.
— Каллист, ты веришь, что я бог?
— Ты излучаешь что-то божественное, император. Все ощущают это…
— Недавно мне стало ясно, что я бог. Мне только сложно объяснить это людям. Внешне я выгляжу как человек — ем, пью, сплю, правда, очень мало… но внутри себя чувствую божественный огонь. Я ощущаю, как он горит и бушует в моей груди, моей голове, моих членах. Это
Каллист почувствовал леденящий холод в душе, но внешне сохранил спокойствие.
— Для нас, людей, божественное не всегда доступно. Нам необходимы объяснения, указания… Можем мы надеяться, что ты откроешься нам? Народ будет любить тебя еще больше, чем сейчас.
— Да-да, Каллист, вы узнаете об этом, многие даже почувствуют.
Император отправился в свои покои, где застал Друзиллу. Он кивком указал слугам на дверь, подошел к ней сзади и положил руки на маленькие, упругие груди сестры.
— Храм Исиды будет готов через несколько дней. Я бы хотел, чтобы ты появилась на празднике освящения в образе богини Луны. Я тебя вижу уже сейчас в длинных одеждах темно-синего цвета, расшитых золотыми звездами, на голове — серебряный месяц.
Он целовал ее затылок и уши, так сильно сжав ее грудь, что Друзилла вздрогнула.
— Ты же моя божественная сестра. Это должен быть праздник женщин. Я приглашу их всех — Агриппину, Ливиллу, весталок. — Восторг от собственных речей пьянил Калигулу. — Что ты на это скажешь? Новый зал для приемов готов, там смогут одновременно обедать пятьсот человек, и я хочу освятить его женским праздником!
— Прекрасная мысль, дорогой брат. Женщины Рима будут славить тебя как бога.
Калигула сиял.
— Как бога — да! Я хочу посвятить этот праздник двум богиням — Исиде и тебе. Мы божественная чета, Друзилла. Когда ты ночью лежишь рядом со мной, то превращаешься в Луну, и ты действительно очень похожа на ее статую в храме на Авентине. Может быть, нам следует справить там свадьбу, перед всем миром, чтобы и последний раб узнал, что ты моя жена навеки. Моя божественная жена, потому что однажды мне придется жениться на обычной женщине — по политическим соображениям — ты понимаешь? Мы должны быть разумными! Перед всеми твой муж — Эмилий Лепид, и если у тебя родится ребенок, он будет считаться его отцом.
Друзилла молчала. В глазах брата появился хорошо знакомый ей блеск.
— Ты принадлежишь мне, Друзилла? Мне одному?
Она улыбнулась.
— Ты ведь знаешь. Мы предназначены друг для друга богами, других мужчин для меня не существует.
Калигула резко притянул ее к себе, поднял тунику, она тихо застонала, почувствовав, как напрягся его фаллос.
Благодаря славе семьи Корнелиев к Сабину отнеслись с большим вниманием и уже в начале нового года сообщили о назначении трибуном. Служба его должна была начаться, как только в Азии освободится место трибуна, что ожидалось весной. Итак, Сабина считали теперь назначенным, но временно находящимся в отпуске трибуном.