Калила и Димна
Шрифт:
Затем поднялся судья и промолвил: «О доблестные воины и верные подданные! Слушайте, что вам сказали, и откройте все, что вам известно о речах и поступках Димны! И берегитесь трех вещей. Первая и самая главная: не считайте ложный донос и клевету делом обычным и маловажным. Поистине, величайший грех — убить безгрешного и невинного по ложному доносу, и если кто-нибудь из вас посвящен в дела этого предателя, доносчика и изменника, который оговорил невинного, и не откроет суду все, что ему известно, то мы будем считать укрывателя соучастником преступления, заслуживающим равного с преступником возмездия. Второе: не отрицайте явную вину, ибо если виновный признается в своем преступлении, это пойдет ему на пользу, так как царь и его воинство более склонны в этом случае простить вину и избавить от наказания. И третье: не будьте склонны к излишнему мягкосердечию, ибо если мы избавимся от недостойных и смутьянов, которые пытаются добиться доверия и заслужить любовь знатных и простонародья, то это послужит лишь ко благу державы. Пусть же всякий, кто знает
Судья кончил свою речь, но все присутствующие продолжали хранить молчание, ибо никто не знал ничего наверняка и каждый боялся прослыть лжецом либо пустословом. Увидев их замешательство, Димна промолвил: «Что же вы молчите и не приводите свои доказательства? Всем ясно, что если бы я был виновен, то радовался бы вашему молчанию. Я заранее знал, что так и будет, — ведь нельзя доказать того, что не существует, и каждый, чья вина не доказана, может считаться невиновным. Говорите же, что знаете, но помните, что ваши речи будут иметь для меня важные последствия: либо я буду оправдан, либо приговорен к заключению или казни. Поэтому прежде чем сказать, хорошенько поразмыслите и знайте, что на всякое слово можно ответить. Мудрецы говорили: «Не свидетельствуй о том, чего не видел, не говори о том, чего не знаешь, иначе с тобой случится то же, что с мнимым лекарем, которого погубило невежество и легкомыслие».
«Что же с ним случилось и какая это притча?» — спросил судья, и Димна начал:
«Говорят, что в одном из городов Синда [26] был знающий и умелый лекарь, жалостливый и заботливый, умеющий, как никто до него, составлять разные лекарственные зелья. Он прожил долгую жизнь, и к старости у него ослабело зрение. А у царя того города была дочь, которую он выдал замуж за одного из своих племянников. Она забеременела, и у нее начались недомогания, обычные при беременности. Послали за тем лекарем, и когда он пришел к царской дочери, то стал расспрашивать, на что она жалуется, и она рассказала о своем недомогании. Старик, поняв причину ее болезни и зная способы лечения, сказал ей: «Если бы я не был слеп, то составил бы целебное зелье, но я никому не доверяю и не могу поручить это дело другому». Сказав это, он ушел, но слова его стали известны, и многие желали узнать, как составляется это зелье, но старик никому не открывал секрета. О словах лекаря узнал и некий глупец, что жил в том городе. Он пришел к царю и заявил, что он — искусный лекарь, умеет исцелять разные недуги и изготовлять чудодейственные зелья, ибо ему ведомы свойства простых и сложных лекарств, составленных из растертых камней, корней и всевозможных трав. Царь велел привести этого человека в свою сокровищницу, где хранились самые драгоценные лекарства и благовония, чтобы он взял все, что ему нужно. И когда мнимый лекарь увидел, как много там трав и кореньев, он растерялся, так как не имел никакого представления, что ему нужно, и взял то, что ему попалось под руку. Среди прочего он взял также небольшой узелок, в котором был смертельный яд. Не зная, для чего служит каждая трава и каждый корень, тот глупец смешал все, что вынес из сокровищницы, дал дочери царя лекарство, и она тотчас скончалась. Узнав об этом, царь велел привести к нему невежду и заставил его проглотить полную ложку составленной им смеси, и тот упал бездыханным.
26
Синд— страна, границы которой совпадают с границами нынешнего Пакистана.
Я рассказал вам эту притчу, чтобы вы поняли, как легко оступиться и совершить ошибку словом и делом тому, кто выдает себя за знатока, не зная своего места. И если вы забудете об этом, с вами может произойти то же, что и с тем невеждой, и пенять вам нужно будет лишь на себя, а не винить кого-либо иного. Мудрецы сказали: «Говорящему воздастся по его словам». Я жду ваших слов, говорите и будьте правдивы!»
Тут встал кабан, предводитель царских свиней, что ведал дворцовой кухней, чванный и высокомерный, ибо был он ближайшим другом и любимцем царя, и сказал: «Послушайте мои слова, высокородные и почтенные господа, и не упустите ни единого звука, ибо в речах моих великая польза. Еще древние мудрецы говорили, что праведников можно отличить по их облику и виду. Вам же, высокочтимые, по неизреченной милости бога ниспослан дар узнавать по внешности не только праведников, но и злодеев, по отдельному и как бы ничтожному признаку судить о целом. Поглядите на этого проклятого Димну, и вы увидите не один, а множество признаков, говорящих о том, что он злодей и коварный предатель. Всмотритесь в него — и вы согласитесь со мной и убедитесь в этом».
Судья сказал кабану: «И я, и все присутствующие поняли, что ты — великий мастер определять по внешности признаки злодейства. Объясни нам, что ты имеешь в виду и какие признаки ты усмотрел в облике этого шакала».
И предводитель царских свиней стал поносить Димну, называя
«Ну и диво! — воскликнул Димна. — И ты, грязный и уродливый, еще говоришь о каких-то признаках, когда среди всех нас не найти более скверного облика, чем у тебя! И еще более удивительно, что ты осмеливаешься находиться при царской особе и даже подавать царю пищу при всей своей неряшливости и уродстве и при всех пороках, которые известны и тебе, и твоим родичам, и царским приближенным. Ты указываешь на меня, хотя я благообразен и тело мое чисто и без всяких уродств и пороков. И не только я знаю, что ты безобразен видом и порочен нравом, это может подтвердить всякий, кто здесь присутствует. Раньше я не говорил об этом, так как мы были друзьями, но теперь я скажу лишь о твоих явных пороках, не касаясь тайных, ибо ты оклеветал меня, обвинив во лжи и предательстве, бросив в лицо незаслуженные оскорбления, и доказал свою враждебность, сказав во всеуслышание то, о чем не имеешь ни малейшего представления.
Тот, кто узнал тебя по-настоящему, должен посоветовать царю отказаться от твоих услуг и по крайней мере отставить от кухни, и если бы ты стал пахарем или землекопом, то не справился бы как должно и с этим делом, хотя у тебя для этого есть рыло. Лучше тебе не касаться никакого ремесла, ибо ты не можешь быть даже дубильщиком или цирюльником, что у дороги пускает кровь простонародью, не говоря уже о том, чтобы служить знатным людям или самому владыке.
Что же касается упомянутых тобою признаков, то ни один разумный и справедливый судья не станет руководствоваться подобными нелепостями, ибо для того, чтобы доказать виновность или невиновность, существуют свидетели и доказательства. И если бы судили по внешности, то награждали бы за красоту и карали за уродство, и ты заслужил бы самую жестокую кару. И каждый злодей мог бы оправдываться тем, что не виновен в своем преступлении, ибо имеет от рождения те признаки, о которых ты говорил, и ему на роду написано и предопределено быть преступником. Тогда и меня нельзя судить: коль у меня все признаки вероломного предателя и я оклеветал Шатрабу, — упаси меня боже от этого! — то куда мне деваться от этих признаков? Ты спутал суд с судьбой и не понимаешь, что судьба — это божий суд, или предопределение. И если дело обстоит так, как ты говоришь, то никого нельзя карать за проступки, ибо каждый может сослаться на те самые признаки, что сотворены вместе с их обладателем и рождаются с его рождением и от которых нельзя избавиться. Значит, тот, кто сотворил эти качества и их обладателя, знает в точности, в какой день совершится благое дело или преступление, и заранее предусмотрел награду и меру возмездия, а это вопиющая ошибка и непомерная глупость, в чем, кроме тебя, никто не усомнится. Ты слышал кое-что и пустился в рассуждения, но коль скоро ты не понял сути, то и рассуждения твои ничего не стоят.
Я не считаю себя самым разумным и образованным в этом высоком собрании, но сдается мне, что на тебя не стоит тратить слов, ибо я ответил всем, тебе подобным, приведя притчу о невежде, что выдавал себя за лекаря и погиб от собственного лекарства. К тому же из слов твоих вытекает противное тому, что ты хотел доказать: вместо того чтобы обвинять меня, ты произнес слова оправдания, ибо если добро и зло предопределены какими-либо признаками, нельзя ни восхвалять добродетельного, ни осуждать злодея.
Ты, не разобравшись в деле, разглагольствуешь о моих пороках, забыв о том, что твои пороки во сто крат хуже. Недаром крестьянин сказал своей жене: «Погляди сначала на себя, а потом уж осуждай других».
«Что это за притча и как было дело?» — спросил судья, и Димна начал: «Рассказывают, что на одно селение напали враги. Они перебили множество жителей, а остальных увели в плен, отобрав у них все достояние, и сорвали с них всю одежду. В числе пленных были крестьянин и его две жены, которых хозяин заставлял собирать хворост. Однажды отправились они нагишом на гору, и одна из женщин нашла лоскут материи и повязалась им, чтобы хоть немного прикрыться. Увидев это, другая женщина сказала мужу: «Посмотри-ка, она ведь голая, а повязалась тряпкой!» Но крестьянин ответил: «Погляди сначала на себя, а потом уж осуждай других!» Что же касается тебя, свинья, то я перечислю сейчас лишь немногие из твоих пороков, о которых тебе надо подумать, прежде чем судить о невинных и беспорочных».
«Ты осмеливаешься обращаться ко мне с подобными речами и бросать мне в лицо такие обвинения?» — воскликнул в гневе предводитель свиней, и Димна ответил: «Да, и скажу о тебе сущую правду. О тебе буду я говорить и тебя позорить, о зловонный, избравший грязь своим ложем, кривоногий, с разрезанными ступнями, обжорливый, с раздутым брюхом, плосконосый, с раздвоенными губами, скверный видом и нравом, кому сопутствует дурная слава!»
Услышав слова Димны, предводитель свиней изменился в лице, заплакал от горя и стыда, колени его ослабели и язык замер, ибо он был посрамлен и унижен, а Димна, видя, что его противник повержен, сказал: «Тебе еще долго придется плакать, и еще горше ты зарыдаешь, когда царь, проведав про все твои пороки, отставит тебя от твоей должности и, запретив являться к нему на глаза, вовсе отстранит от службы».