Калинов мост
Шрифт:
Тугая струя ударила в белоснежный тюльпан раковины. Бородатый добавил горячей и зеркало на раковиной мгновенно затуманилось, как Крымский мост.
— Я всю ночь боролся, Кот. И больше не могу. Силенок не хватает. А пива не пил. Первый раз в жизни не пил. Думаю, выпью чуть, хоть каплю, мозги затуманит и сломаюсь.
Оборотень смотрел серьезно, без тени улыбки. Про то, что у них с Ягой ночью произошло решил смолчать. Незачем все это разносить и без того на бородатого свалилось такое, что не каждый сможет даже осознать.
— А еще я думаю вот что, —
— Значит, не настолько правильно живут, — произнес оборотень. — Судить кто прав, а кто нет все равно не общество будет. Не здесь осудят и не по тем законам, а там в другом мире. А в этом мире все равно самый главный судья ты сам. Никто жестче приговора не вынесет, никто смертельнее не накажет, чем сам себя.
— А мир спасать почему-то мне выпадает, — продолжил Игорь, пропустив тираду мимо ушей. — Я думал так только в плохом американском кино бывает. А тут бац, и…
Он усмехнулся как-то грустно.
— Нет, я не жалуюсь, не ищу оправданий, не пытаюсь с себя свалить все это. Просто понять не могу. Как так вышло. Ведь глупо же. Театрально.
Игорь встал и выключил воду. Собираясь на выход не забыл наклониться за пустой бутылкой. Кот смотрел на него так, словно тоже что-то пытался понять.
— А еще говорят, что книжки-киношки и жизнь ничего общего не имеют, — улыбнулся он. — Чушь. Книжки-киношки по сравнению с жизнью выглядят бледно, если жизнь настоящая. Вот вернемся с моста, сяду книжку писать.
Бородатый протиснулся мимо оборотня. Тот завис в задумчивости, потом вдруг вздрогнул, словно только сейчас услышал последние слова. Вприпрыжку преодолел расстояние от ванный до кухни. Игорь выбросил бутылку и бодяжил вчерашний чай, на что щепетильный во всем, что касалось отваров, оборотень даже внимания сейчас не обратил.
— Какой мост? Игорь, ты чего затеял?
Бородатый плесканул слегка зажелтевшей воды, не дожидаясь пока вчерашняя заварка даст хоть какой-то цвет и аромат. Посмотрел на Кота.
— На Крымский мост, — сказал тихо. — Или на Калинов. Как не назови. Не могу я больше с собой бороться. Мне реальный враг нужен, которому можно по морде дать. Я сегодня ночью чуть не сломался, Котик, понимаешь. А тех ночей еще две штуки не считая дней. Слабый я, как оказалось. Не могу с самим собой бороться, когда каждая мысль не то твоя, не то чужая. Пойду я на мост. Старуха права была. Там мое место.
Кот рухнул на табуретку, как подрубленное дерево. Посмотрел на бородатого жизнелюбивого приятеля.
— Тебя ведь там убьют, — едва слышно прошептал он.
Игорь отчего-то развеселился. Глаза заблестели такой жаждой жизни и таким азартом, что хватило бы человек на десять. По-дружески ткнул оборотня кулаком в плечо.
— Не кисни, зверь, — впервые позволил себе такое обращение. — Когда-то ко мне в магазин, я тогда в магазине работал, зашел один дикий мужик с безумными
— Иди ты! — фыркнул оборотень.
— С кем поведешься, с тем и пое… — Игорь запнулся. — У того и заночуешь. Тебя позвали, ты пришел. А умирать или нет, как получится. Меня позвали, я тоже пришел. Так в чем разница?
Кот поднялся, на бородатого поглядел с прищуром.
— Хорошо, — сказал неожиданно бодро. — Вместе пойдем.
Толпа собралась довольно быстро. Уже к полудню вместо двух взводов ОМОНа потребовалось четыре, чтобы хоть как-то держать любопытных. Жизнь людей ничему не учит, подумалось в который уже раз Сергею Витальевичу. Больше всего злили журналисты. Если вчера на мосту дежурили два клоуна с одного смешного канала, то сегодня их набилась тьма тьмущая. С камерами, фотоаппаратурой, диктофонами. Газеты и журналы, каналы и кабельное телевидение. Судя по пестреющей тут и там символике на микрофонах, фургонах и беджиках на Крымский вал не приперся только ленивый.
Журналюги нашли новую забаву. И эта сенсация могла стать воистину золотой жилой. Кто знает, что произойдет в следующий момент? А ведь интересно всем. И даже если все это само собой рассосется, то еще месяц можно смаковать тему и думать что ж это было. На текущий момент власти признали нечто на мосту аномалией. И журналистов это вполне устраивало. На всем, что укладывалось в короткое определение «непонятно, но здорово» деньги можно было делать бесконечно.
Полковник смотрел на толпу со злостью и непониманием. Журналистов просто искренне ненавидел. Подбежал водитель с мобильной трубкой.
— Сергей Витальевич, вас.
— Кто там еще? — недовольно спросил принимая трубу.
Водитель молча указал пальцем в небо. В трубке оказался не бог, не царь и не герой. Просто глава МЧС.
— Здорово, полковник, — бодро приветствовала трубка. — Принимай в гости. Мы уже на подъезде.
— Сколько вас, Юрий Яковлевич?
— Две фуры, моя машина и охрана.
— Ясно, — отозвался Сергей Витальевич, но трубка уже гудела короткими.
Главный спасатель не обманул. Машины появились уже через минуту. Через толпу продирались с трудом. Узревшие кто приехал журналисты чуть не свихнулись на радостях. Камеры и микрофоны ломанулись со всех сторон, бесцеремонно распихивая толпу.
Полковник поспешил пропустить четыре машины. Когда оцепление попыталось снова сомкнуть ряды, толпа с камерами рванулась в освободившуюся брешь. Ошалелые от такого напора ОМОНовцы растерялись, замешкались. Сергей Витальевич, ломанулся грудью на журналистов.
— Пропустите, — возопил тот, что ломился вперед других. — Свободная пресса.
Это стало последней каплей. В глазах помутилось и полковник выхватил пистолет. Грохнуло. Руку рвануло отдачей. Пуля улетела в небо. Журналисты попятились.