Камень Апокалипсиса
Шрифт:
— Никогда не заглядывает. Если ему что-то надо, он обращается к префекту.
Вечером Грассо ужинал один, в кафе рядом со знаменитым фонтаном Треви. Покончив с основным блюдом, он сидел, попивая кофе и разглядывая прохожих. Юная парочка бросила монетку в легендарный фонтан, и в памяти тут же всплыла давняя сценка: он, совсем еще молоденький священник, впервые пришел к этому фонтану и увидел, как другая пара бросила монетку и загадала желание. Грассо очень хорошо запомнил тот день, смог даже внутренним взором увидеть лицо девушки, пусть даже с той поры миновало полвека. Она была самым прелестным созданием, которое когда-либо видел Грассо. Молодость в тот день взяла свое, и он испытал прилив плотского чувства. Усилием воли он заставил себя отвернуться, но через пару секунд вновь взглянул ей в лицо. Девушка заметила его внимание,
— Святой отец, — сказала она. Грассо в ту пору уже носил воротничок священника. — Помолитесь за нас. Мы собираемся пожениться и очень любим друг друга.
Голос ее звучал нежно и невинно, как у ребенка. Грассо сконфуженно пробормотал молитву, и парень сунул ему в левую руку монету. Увы, эта рука с детства была сухой, и монета упала на мостовую. Никогда еще Грассо с такой силой не ощущал своего уродства, хотя девушка, казалось, этого вовсе не замечала. Она присела, подобрала монетку, осторожно вложила ее в здоровую ладонь и сказала: «На богоугодные дела, святой отец. Благодарю вас за добрые слова». Той ночью он не переставал о ней думать и, что греха таить, даже задавался вопросом, была ли у нее интимная близость с тем парнем. Помнится, лицо девушки упорно стояло перед глазами, а потому пришлось слезть с кровати, упасть на колени и просить Бога, чтобы тот даровал силы справиться с искушением. Впрочем, стоило только вернуться в постель, как ее лицо вновь возникло в памяти. Еще мальчиком, задолго до рукоположения, Грассо не раз получал от монахов уроки, как бороться с «нечистыми помыслами». К примеру, один из братьев горячо рекомендовал такой способ. Берется бечевка, на конце делается скользящая петля, и, перед тем как идти в кровать, эту миниудавку надо затянуть на собственном пенисе. Когда сатана прыгнет в голову и примется демонстрировать эротические сновидения, кровь прильет к детородному органу, петля болезненно врежется в набухшую плоть и тем самым разбудит, после чего искушаемый сможет взять ситуацию в руки — в смысле под контроль — и помолиться о прощении. Грассо редко пользовался бечевкой. Его вполне удовлетворяла любовь к Иисусу Христу. Впрочем, в ту ночь, после встречи с девушкой у фонтана, удавка разбудила его раза три. Сейчас он был уже стар и не нуждался в шнурках или веревках. Однако воспоминание о той девушке вызвало улыбку у него на губах и заставило задуматься. Что с ней сталось? Был ли ее жизненный выбор столь же счастлив, как и у самого Грассо?
Следующим утром отец Монтини бодро прикатил несколько ящиков с материалами о другой женщине-стигматике, святой Веронике Джулиани, на ладонях, ступнях и боку которой 5 апреля 1697 года появились кровоточащие язвы. Ничего полезного в этих документах Грассо не обнаружил. К тому же он никак не мог сосредоточиться. Покоя не давала одна важная задача: как говорить с префектом?
Этим вечером они встретились в ресторане «Боккондивино», что можно навскидку перевести как «Божественный кусище». Зерилли успел заказать себе взбитое тресковое пюре под сливочным соусом и с гарниром из поленты, а для своего друга — любовно обжаренные кусочки камбалы, фаршированные гусиной печенкой. Они поели. Пока им готовили десерт из мороженого с фруктами, Грассо поближе наклонился к старому товарищу и тихо сказал:
— Зачем же вы вырезали три листа из Феррары?
— Вы в чем-то меня обвиняете? — кротко поинтересовался Зерилли.
— Я видел предметный указатель, составленный отцом Гарампи, — ответил Грассо. — Судя по всему, в своей книге Феррара упоминал и про стигмату в форме распятия, и про «судный камень». А поскольку этих сведений я в книге не нашел, то остается только сделать вывод, что указатель Гарампи ссылался на три недостающие страницы.
— Да, — кивнул Зерилли, — логично, хотя не доказывает, что их вырвал я. Книга очень и очень старая.
— Друг мой, в пятьдесят втором году листы были на месте, потому как отец Гарампи с ними работал, составляя опись. А согласно учетному регистру, с той поры книгу никто не брал, исключая меня. Есть только два человека, которые вправе брать архивные материалы, не указывая своего имени. Его Святейшество и вы.
Грассо поискал в лице Зерилли хоть какой-то намек на реакцию. Ничего не увидев, он решил продолжить:
— Думаю, вы изъяли листы в ту ночь, когда я за ужином рассказал о цели своего приезда. Кроме того, я подозреваю, что вы сознательно заставляете
Зерилли несколько раз провел языком по передним зубам, будто желая их отполировать.
— Вы талантливый сыщик, — сказал он наконец. — Действительно, я совсем забыл про указатель. Я думал, недостающие страницы вас остановят. Признаюсь, недооценил я вас.
— Но почему? Зачем вы их вырезали?
Зерилли не торопился с ответом. Наконец, тщательно взвешивая слова, он сказал:
— Хорошо, я помогу вам. Помогу по-настоящему. Однако здесь не место для столь важного разговора. Мы должны вернуться в архив, немедленно.
С десертом они разделались в полном молчании, поблагодарили хозяина и вышли из ресторана, так и не увидев счета за ужин. По дороге в Ватикан никто не проронил ни слова. Гвардейцы при входе во дворец Бельведер приветственно кивнули префекту, но тот и не собирался подниматься наверх. Вместо этого Зерилли зашел за мраморную лестницу и знаком предложил Грассо следовать за ним. Глазам открылась большая металлическая дверь без ручки. Префект вставил персональный ключ и толчком руки открыл проход.
— Внимательно смотрите под ноги, — предупредил он.
Окон не было, и когда дверь за ними захлопнулась, священников объяла тьма египетская. Зерилли щелкнул выключателем и пошел вперед. Коридор привел в помещение со сводчатым потолком. Настоящая пещера, только заставленная гигантскими стальными стеллажами, импортированными из Америки. Они были столь высоки, что занимали несколько этажей. Весь верхний ярус, куда вели винтовые лестницы, представлял собой подлинный лабиринт. Книги, сплошные книги, ряд за рядом. Зерилли быстрым шагом углубился в один из сумрачных проходов. Светильники, которые он включал по ходу дела, гасли автоматически, так что они с Грассо передвигались в зыбком, подвижном озерке света, плескавшемся между темнотой спереди и сзади. За спиной осталась секция с документами, которые Грассо узнал, так сказать, в лицо. Теологические трактаты ватиканских схоластов, которым папа римский в свое время поручил разгромить еретическое учение Мартина Лютера. За этим стеллажом высился огромный сейф, где церковь хранила семьдесят восемь печатей из золота и серебра. Ничего подобного нет нигде в мире. К примеру, две из этих печатей несут на себе гербы испанских королей Филиппа Второго и Филиппа Третьего. Каждая весом почти два фунта и отлита из чистого золота.
В конце этого коридора находилась еще одна стальная дверь. Грассо узнал и ее. Она вела к наиболее закрытым и ревностно охраняемым разделам всего архива. К ее замку имелся лишь один ключ, и префект не имел права расставаться с ним ни на секунду.
— Никто и никогда не должен об этом узнать, — прошептал Зерилли, мучительно шаря под сутаной. Наконец его усилия увенчались успехом, и он извлек внушительный бронзовый ключ. — Сюда могут входить только папы и их префекты.
Ригель замка издал громкий протестующий скрип, лязгнуло нечто тяжелое, и в лицо посетителям ударила струя прохладного воздуха. Воздух в помещении постоянно фильтруется и поддерживается при оптимальной для хранения документов температуре. Автоматически зажглось освещение.
Стальные ячеистые стены и стеллажи превратили комнату в подобие первоклассного банковского подвала. Зерилли тщательно запер за собой замок и торопливо направился к одному из сейфов. Покрутил ручку, набирая комбинацию, открыл дверцу и извлек продолговатый металлический ящик.
— Как вам известно, в мире насчитываются тысячи религиозных святынь, не говоря уже про сообщения о чудесах, — сказал он. — Вы хотели узнать правду? Что ж, я вам ее открою. Почти все эти святыни — не что иное, как подделки, а чудеса — чистой воды мошенничество. Часть из них — чьи-то грубые шутки, если угодно, розыгрыши. Или легенды, сказки, да и просто редкие стечения обстоятельств, тем не менее легко объясняемые наукой. И все же церковь решила не раскрывать подлинную суть этих мифов, поскольку они служат источником радости, надежды или вдохновения для тех, кто в них верит. Думаю, вы и сами всегда это подозревали. Но есть кое-что, чего вы не знаете. Так вот, на протяжении последних двух тысяч лет — и это известно нам доподлинно! — произошло семь событий, которым невозможно дать научное объяснение. Из них следует лишь один логический вывод. Это были чудеса. Деяния Господа, подлинные и неоспоримые.