Камень для Дэнни Фишера
Шрифт:
Толпа уже начала свистеть и шикать, и только тогда мы разошлись по углам. Я сел на скамеечку, опустив голову и глядя вниз на брезент.
И снова закричал Спритцер. — Напирай на него. Не давай ему времени уходить. Ты уже достал его. Вот поэтому он и виляет.
После гонга я быстро выскочил из угла и, когда прошел больше половины, встретился с ним. Он дико махал кулаками. Он также получил приказ драться. Я машинально блокировал несколько его ударов. Как этот пацан попал в финал, я не знаю, но он был слабаком. Стыдно было отдавать победу такому противнику,
Пора было давать отпор. Надо, чтобы все выглядело хорошо. Я шире размахнулся правой. Его легко блокировали, и я получил хороший удар в живот. Пацан уверенно улыбался мне. Это обожгло меня. Он не имеет права чувствовать себя таким образом. Я сейчас дам ему несколько ударов, чтобы он хоть немного меня зауважал. Я стукнул его левой и попытался провести апперкот, но он легко ушел от него.
Мне стало досадно. Я смотрел на его пляшущую фигуру. Удары кусали меня, но я отмахивался от них. Я просто стукну малыша разочек, чтобы он понял, кто хозяин на ринге, а потом он может получить свою дурацкую победу.
Вдруг на лице у меня раздался ослепляющий взрыв, и я почувствовал, что опускаюсь на колени. Я попытался было встать, но ноги меня не слушались. Я отчаянно тряхнул головой и услышал счет судьи. — Семь Я почувствовал, как силы возвращаются мне в ноги. Восемь! Теперь я могу встать, голова у меня снова ясная. Я понял, что могу. Девять! Но для чего? Ведь мне все равно проигрывать. Можно с таким же успехом дождаться конца отсчета.
Но когда рука судьи стала подниматься, я уже был на ногах. На кой черт я сделал это? Надо было лежать. Судья взял меня за запястья и обтер мне перчатки себе о рубашку. Он отступил, и Гарделла набросился на меня.
Прозвенел гонг, я быстро отступил в сторону и вернулся к себе в угол.
Я плюхнулся на скамейку. И чего это Спритцер орет мне на ухо? Все это бесполезно. Вдруг его слова дошли до меня. — Кем ты хочешь быть, Дэнни?
Дурачком на всю жизнь? Никем и ничем? Ты же можешь взять его. Возьми себя в руки и добей его!
Я поднял голову и посмотрел на противника. Гарделла уверенно улыбался. Я — дурачок, ничтожество? Именно это и произойдет. Я буду таким же, как и все остальные на Ист-Сайде, без имени, без лица, просто еще один паренек, затерявшийся в толкучке.
По гудку я вскочил на ноги и вышел на ринг. Широко раскрывшись, Гарделла налетел на меня. Он отбросил всякую осторожность. Я чуть было не засмеялся про себя. Он считает, что дело в шляпе. Иди ты к черту, Гарделла! К чертям Филдза! Да пусть он забирает назад свои пять сотен и катится к едрене фене!
Я почувствовал, как жгучая боль обожгла мне руку чуть ли не до локтя.
Этот удар пришелся хорошо. Еще один. Если последний тебе показался еще не очень, сукин сын, то подожди следующего.
Я почти
Он стал падать. Я видел, как он опускается. Все было как в замедленном кино. Он растянулся у моих ног. Пару секунд я смотрел на него, затем опустил руки, поддернул трусы и пошел вразвалку в свой угол.
Торопиться мне было больше некуда, времени у меня теперь вагон. Сегодня этот пацан выступать больше не будет.
Судья сделал мне знак, и я протанцевал по направлению к нему. Он поднял мне руку. Когда я, ухмыляясь, шел к себе в угол, толпа ревела в мою честь. Чемпион! Я воспарил, как воздушный змей. Это чувство не покидало меня всю дорогу до раздевалки. Я был просто пьян и витал в облаках.
И вдруг все это исчезло, ликование улетучилось, как воздух из проткнутого шарика. Прислонившись к стене у дверей раздевалки стояла знакомая фигура. Я уставился на нее, и шум толпы притих.
Это был Спит. Он улыбался мне какой-то особенной ухмылкой и чистил себе ногти складным ножом. Вот он поднял его и, все еще улыбаясь, сделал мне знак. Кожа у меня на шее покрылась мурашками. Затем он скрылся в толпе. Я быстро осмотрелся, не видел ли кто-либо этого. Но его никто не заметил. Все были заняты разговором между собой. И я позволил толпе увлечь себя.
В раздевалке уже был Сэм, лицо у него скривилось в улыбке. Он схватил меня за руку. — Я знал, что ты сумеешь, малыш! Знал! Да, еще в тот самый первый раз в школе!
Я тупо уставился на него. Говорить я не мог. Единственное, чего мне теперь хотелось, так это убраться отсюда. И поживее.
День переезда
17 мая 1934 года
— Спокойной ночи, чемпион, — улыбнулся Зеп, оставив нас в слабо освещенном вестибюле, и потопал вверх по лестнице. Мы видели, как он скрылся за поворотом первой площадки.
Мы повернулись и посмотрели друг на друга. Она улыбнулась мне и обняла меня за шею. — Впервые за весь вечер мы остались одни, с упреком прошептала она, — а ты все еще меня не поцеловал.
Я наклонил голову, чтобы поцеловать ее, но, когда наши губы встретились, у нас над головой заскрипела лестница. Я отстранился и стал напряженно прислушиваться.
— Дэнни, что-нибудь случилось? — встревожено спросила она. Я глянул на нее. Она внимательно смотрела на меня. Я принуждено улыбнулся. — Нет, Нелли.
— Так чего же ты так дергаешься? — спросила она, притянув мою голову к себе. — Ты так меня и не поцелуешь?
— Я все еще переживаю, — неуклюже ответил я. Я не мог сказать ей, о чем думаю, никому не мог я этого сказать.
— Так переживаешь, что не можешь меня поцеловать? — поддразнила она, улыбаясь.
Я попробовал тоже улыбнуться ей, но не получилось, и поэтому я поцеловал ее. Я крепко прижался к ее губам и ощутил, как смялись у нее губы под моим напором. Она тихо вскрикнула от боли.