Камень Книга седьмая
Шрифт:
Демидова с Хачатурян быстро сообщили, что их из больницы выписали, Мария с Варварой сходу намекнули, что было бы неплохо им сегодня погулять подольше, потому как «временное заточение» в Кремле им порядком надоело, а Джузеппе поддержал моих сестер, мол, ему осточертело развлекаться «в одного». Стоявшая рядом с ним Стефания активно кивала, а потом заявила:
– Мой дедушка со вчерашнего дня где-то за городом отдыхает с великими принцами, так что я тоже совершенно свободна.
Уловив умоляющий взгляд Александра Романова, я заулыбался:
– Гуляем до утра! –
– Мы согласны! – закивали те. – С Андрюшей мы уже переговорили.
– В клубе все готово к визиту важных гостей, – подтвердил Долгорукий. – Как всегда, випка к нашим услугам. Алексей, можно тебя на минутку?
– Конечно.
Мы с Андреем отошли в сторону.
– Слушай, надо с датой финала определяться, у меня дед с отцом волнуются.
Опять этот бильярдный турнир! Что б его!..
– Может, твой дед с моим дедом решат? Кроме того, там же еще кучу других родов звать надо будет? А я… Готов в любой момент, Дюша.
– Ой ли? – заулыбался он. – Уверен, ты с полуфинала с отцом к столу не подходил.
– А ты? – заулыбался я в ответ.
– Подходил. И легкой победы не жди. Кстати, после рассказа о вчерашней презентации меня дед убедительно попросил походатайствовать перед Шуркой Петровым о портрете. Что скажешь? – улыбка Долгорукого превратилась в хитрую.
– Дюша, – усмехнулся я, – если наши девицы-красавицы узнают о твоем интересе к Петрову, они тебе глаза выцарапают, и ссылки на то, что ты просто выполняешь поручение деда, не спасут.
– Поэтому-то я к тебе и обратился, а не напрямую к Шурке, – хмыкнул Долгорукий. – Ты мне обозначь перспективы, а я уж деду доложу.
– С Машей на эту тему общался?
– Не стал, сразу к тебе.
– Вот и переговори, но без упоминания о своем деде. А лучше просто спроси, когда будешь иметь счастье лицезреть великую княжну Марию Александровну на портрете работы Петрова. Уверен, она тебе в красках опишет сложившуюся ситуацию.
– Спасибо за совет, Леха, – кивнул он. – И, судя по твоим словам, деда мне порадовать будет нечем.
Я же просто развел руками.
– Слухи оказались не слухами. – Каранеев отпил из бокала вина. – Интересно, кого наш великий князь замочил в женской общаге? Здорово ему, по ходу, на этот раз пришлось напрягаться, даже вон поседел…
– Все никак не уймешься? – пробасил Багратион. – Молись, чтобы не ты в следующий раз встал у Алексея поперек дороги, шансов у тебя будет не сильно много.
– Их не будет вообще, – поддержал Багратиона Нарышкин и уставился тяжёлым взглядом на Каранеева. – Прекращай эти гнилые разговоры, дружище, я тебя от Тайной канцелярии отмазать не смогу.
– А что я такого сказал? – невозмутимо пожал плечами тот. – Подумаешь!..
– Вот-вот! – кивнул Нарышкин. – Подумай лучше о родичах, если на себя наплевать. И нас не подставляй.
– А родичи-то тут при чем?
– Тебе это в Бутырке доходчиво объяснят, если язык свой не укоротишь.
– Ты, что ли, меня канцелярским сдашь?
Нарышкин не успел ничего
– Оба заткнулись! И без резких движений! Все вопросы решим в училище, а не при посторонних не комбатантах. Согласны?
– Да…
– А теперь улыбаемся и делаем вид, что все мы здесь самые лучшие друзья.
Следуя «наставлениям» старших товарищей, неглупых и чутких, практически весь вечер я не отходил от принцессы Стефании. Впрочем, общались мы большой компанией, в которую вошли мои сестры, братья, Джузеппе, Сашка Петров с Кристиной Гримальди, Долгорукие, Юсупова, Шереметьева и Демидова с периодически присоединяющимися к нам Хачатурян с Голицыной, которые буквально разрывались между нами и курсантами, вернее, нами и Багратионом с Татищевым соответственно. Если постоянные пикировки девушек между собой меня уже не особо волновали, то вот кидаемые в мою сторону второй вечер подряд взгляды Ани Шереметьевой начинали напрягать, и я в конце концов решил положить этому конец:
– Прошу прощения, – извинился я перед девушками. – Анечка, можно тебя на минутку?
Шереметьева вздрогнула, опустила глаза, но через секунду кивнула. Отойдя в сторону под заинтересованными взглядами молодых людей, мы остановились – я вздохнул и начал:
– Анечка, что случилось? Ты второй день сама не своя. Я тебя чем-то обидел?
Какое-то время Шереметьева мялась, а потом решилась:
– Алексей, это я перед тобой виновата! Ты совершенно не заслуживаешь такого моего отношения! Прости, мое поведение было ужасным!
Как заученными фразами говорит, неужели родичи девку настропалили?
– Анечка, вот вообще ничего не понял. – Я добавил как можно больше участия в голос. – Можешь нормально объяснить?
Глаза у Шереметьевой стали влажными, было видно, что девушка сдерживается из последних сил.
– Может, присядешь?
Я метнулся за стулом, Аня с благодарностью кивнула и уселась. Взяв второй, я расположился напротив.
– Алексей, – вздохнула она и опять опустила глаза, – даже не знаю, с чего начать… На самом деле всему виной моя ревность. В один определенный момент мне показалось, что я имею на тебя какие-то права, вот и… А тут еще эта проклятая Демидова нарисовалась, а потом Бурбон… И Джузеппе этот, с помощью которого я хотела сделать тебе больно и даже, к стыду своему, получала от этого удовольствие. Прости меня, дуру, пожалуйста!
– А я на тебя и не обижаюсь нисколько, – тем же участливым тоном ответил я, не став дальше развивать эту «скользкую» тему. – Мир?
– Мир, – кивнула она.
– А теперь давай вернемся к остальным, а то еще бог весть что подумают.
– Давай. Как я выгляжу? – девушка попыталась улыбнуться.
– Как всегда, прекрасно! – заверил я ее.
А когда мы подходили к нашей компании, с облегчением подумал: «Слава тебе, Господи, что у Анны ума хватило просто извиниться, а не начать выяснять отношения! Умница-разумница она все-таки! Ну и жопа у девушки, конечно, выше всех и всяческих похвал!»