Камень третий. Дымчатый обсидиан
Шрифт:
Уже шесть лет как война закончена, а люди все еще приходят сюда — воздать почести погибшим. Многие плачут — кто о сыне или дочери, кто — о родителях и друзьях… Но… порой, утерев слезу, кто-то, грустно улыбнувшись, вспомнит и довоенное время, и Ученика миродержцев — простого парня, совершившего невозможное… Боль потери остра и сейчас затмевает собой все, но пройдет время, много времени — и военные воспоминания потускнеют в памяти последующих поколений, а легенда о победе над витряником будет жить вечно. Справедливо ли?.. никто не ответит…
С этого холма, как помнил Кангасск, открывался прекрасный вид на город, но сейчас Ученик усомнился
Во-первых, он стал в три раза меньше. Война смела большинство домов, оставив от них обломки стен, торчащие из снега, словно гнилые зубы, и сеть разбитых каменных дорожек. Во-вторых, центральная часть города, обросшая внушительными стенами, лабиринтом перегородок, лестниц, мостиков, ощетинившаяся шипами и смотровыми башенками, превратилась в единый, невообразимо уродливый форт. Со времен окончания войны домов за стенами этого форта, напоминающего стальной муравейник, было построено всего двенадцать, да и те неизменно следовали «архитектуре страха».
Больше всего современный Ивен походил на отмеченного аноком меллеосом воина; все это нагромождение стен и укреплений как раз неприятно напоминало вздувшиеся, бесформенные рубцы, какие оставляет панацея…
Стальной гигант бдил: то и дело глаза винтовок Сэслера бликовали на башнях; закат, отраженный ими, превращался в дьявольские красные огоньки…
«Пойдем, Эанна, — ласково произнес Кан, устраиваясь в седле. — Покажемся местным стражам… — и добавил с тихой усмешкой: — Может, узнает кто…»
Подросший котенок послушно зашагал к городским воротам, прямо по глубокому снегу. Вздумай Кангасск пройтись по таким сугробам в сапогах, неизменно проваливался бы на каждом шагу. Мягкие же лапы чарги и здесь ступали мягко.
Стоило выйти из-за холма, как на одинокого путника, что ехал верхом на чарге, уставились эти дьявольские огоньки, все, как один.
Вскоре послышался скрип открываемых ворот. Из их темной пасти на утоптанную снежную площадку у стен вышел всего один человек.
Ветер трепал его Охотничий плащ; винтовка Сэслера с зачехленными линзами висела на ремне за спиной; в ножнах на поясе покоилась пара мечей; черная повязка закрывала левый глаз…
…Кангасск узнал бы этого человека, где угодно. Просто почувствовал бы…
Флавус Бриан.
Он сильно изменился. Стал старше, выше, крепче. Внешне он теперь сильно напоминал своего отца, Смарагда, хотя, если поставить их рядом, Флавус все равно выглядел бы рядом с отцом маленьким и щуплым… Но обманываться не следовало: это опытный воин. Умелый, бесстрашный… опасный… Много ли в нем осталось от того мечтательного мальчишки, которого Кангасск помнил?..
Спешившись, Ученик шагнул навстречу старому другу. Волнение всегда мешает гадальщику ясно «видеть», и сейчас Кангасск не знал, чего ожидать и мог лишь надеяться на то, что их с Флавусом дружба выдержала испытание временем.
…Флавус узнал его, узнал еще тогда, когда приник к глазу винтовки, чтобы разглядеть одинокого путника, неспешно приближавшегося к воротам верхом на рыжей чарге. Узнал… но самому себе не поверил сначала… Слишком много времени разделяло его и Кангасска Дэлэмэра. И не только времени…
Семь лет войны, шесть лет мира — целая пропасть. Сам Флавус разительно изменился за эти годы, многое пережил, многое потерял. Наивный паренек, мечтавший разгадать тайну Кулдагана, и — Охотник первого уровня, командир Ивенского ополчения, герой войны, Смотрящий — неужели это не разные люди?.. Флавус с трудом верил в это… потому даже предположить не пытался, как с той поры
Белоснежно-седой. Со шрамом на лице — обычным шрамом, ровным и четким: этой раны точно не касалась панацея… А взгляд все тот же. Невероятно… словно всех этих лет и не было!.. словно он просто взял и шагнул в сегодняшний день, миновав их…
— Кангасск! — опомнившись, радостно произнес Флавус. — Здравствуй, старый друг!
— Здравствуй, Флавус, — улыбнулся в ответ Кан и крепко обнял повзрослевшего Бриана.
— По всем правилам, я должен задать тебе десяток вопросов, прежде чем впустить тебя в город, — отстранившись, произнес Охотник. — Но не буду. И так вижу, что это ты. Пошли… — он расхохотался. — С главой местного ополчения спорить никто не будет, — и махнул рукой, сделав своим людям знак открыть ворота. — В моем доме тебе всегда рады, Кан. Приглашаю к обеду… и зверя твоего, не переживай уж, накормим!..
Ворота закрылись с лязгом, вновь отрезав Ивен от окружающего мира. Изнутри город для того, кто бывал в нем до войны, выглядел еще более печально. Металл, камень; железные прутья, торчащие отовсюду, изогнутые, тонкие, чем-то напоминающие паучьи лапы, — частью заграждения, частью — ступени на внутренней стороне стен. Чем-то современный Ивен неуловимо напоминал павший Таммар. Разве что хмурые вооруженные люди здесь смотрели уверенно и смело — как победители; не было в их глазах ни покорности изгнанников, ни фанатичных огоньков, как у приверженцев кроганского учения…
— Что произошло здесь? — сокрушенно покачал головой Кангасск, тщетно вглядываясь в бронированные строения. — Я город едва узнал…
— У Ивена была непростая судьба, — сказал Флавус, замедлив шаг. — В начале войны он стал последним прибежищем в Больших Полях… современные Дэнка, Коссель, Девалла — все они построены заново, на пепелище. Тогда выстоял только Ивен, да и то чудом. После его превратили в заградительный форт на подходе к Столице… Сейчас, — Охотник пожал плечами, — ну что сейчас… Время мирное; от ополчения осталась едва ли десятая часть — по два человека на каждую башню, да еще двое на воротах. Но службу несем. Детей тьмы я уже года три вообще не видел; стигийские пауки сейчас тоже редкость, а вот всякий разбойный люд… этого добра полно. Ивен преграждает подобным незваным гостям путь к новым городам на Больших Полях и Столице. Но свое он давным давно отвоевал…
Дорога петляла меж громоздких, тронутых ржавчиной конструкций; в некоторых можно было еще узнать прежние, довоенные дома: их выдавали затейливая отделка камня, витые бронзовые перила и большие окна — в войну заложенные кирпичом, сейчас почти все они были возвращены в прежний вид. Иногда металлические перемычки и прутья, тянущиеся с одного дома на другой, заслоняли над головой небо или бросали полосатые тени на утрамбованный сапогами снег…
Кажется, Кангасск сумел принять этот новый Ивен. Несмотря на некоторое сходство с нынешним Таммаром, этот город имел особый дух; он не был сметен, раздавлен и уничтожен, как город гадальщиков, он лишь изменился, чтобы выстоять, чтобы победить… Флавус Бриан изменился тоже, но не перестал же он от этого быть самим собой.